— Эй, еще сюда!

— Во как! — сказал майор.

— Хорошо пошло! — одобрил коммивояжер.

Оставшийся у входа Равелстон негромко окликнул «Гордон!» и замолчал (неудобно одергивать приятеля). Гордон напрягся — равновесие уже требовало специальных усилий. Голова по-прежнему трещала, тело пухло и плавилось. Вторая кружка показалась еще тяжелей. От запаха тошнило, от вида тоже — моча какая-то. Эта муть сейчас кишки разорвет. А зачем ты сюда явился? Давай, глотай, ну!

И вдруг — о Боже! Горло не захотело пива, или пиву не захотелось в горло, но жидкость хлынула наружу, заливая Гордона, как бедного братца-мышонка. Потоп, спасите! Народ шарахнулся в стороны. Бах! Кружка брякнулась об пол. Быстро поплыли, закружились лица, зеркала, бутылки. Гордон падал, и единственной опорой в смутном, шатком мире нечто недвижно торчащее рядом (пивной кран). Теряя сознание, Гордон цепко ухватился за надежную ось бытия.

Карусель постепенно остановилась, мозг прояснился. Равелстон старался пробиться на помощь. Из-за стойки причитала барменша:

— Видали! Для чего на кране-то повис?

— Все брюки мне, на фиг, уделал! — вопил коммивояжер.

— Для чего я повис на кране?

— Да-а! Для чего это?

Повернувшись, Гордон узнал тощее длинное лицо майора с обвислыми усами.

— Она говорит «чего я повис на кране?».

— Как это?

Подоспевший Равелстон обхватил Гордона за талию:

— Встаньте же, ради Бога! Вы совершенно пьяны.

— Пьян?

Все вокруг хохотали. Бледные щеки Равелстона вспыхнули.

— Кружек пять пролилось-то, — обиженно напомнила барменша.

— А как насчет моих чертовых брюк? — дополнил претензии коммивояжер.

— Я заплачу, — сказал Равелстон. И, расплатившись, повернулся к Гордону: — Идемте, вы на ногах не стоите.

Одной рукой Равелстон поддерживал приятеля, в другой нес доверенную ему раньше бутылку кьянти. Однако перед самым выходом Гордон вдруг негодующе качнулся в сторону и с гордым величием произнес:

— Вы, кажется, сказали, что я пьян?

Снова взяв его под руку, Равелстон смущенно забормотал:

— Боюсь, вы действительно несколько…

— Сшит колпак не по кол-па-ков-ски, его надо пе-ре-кол-па-ко-вать! — без запинки отчеканил Гордон.

— Дружище, вы перебрали, вам надо домой.

— Узри в своем глазу соринку, прежде чем видеть сучок в глазу брата твоего, — парировал Гордон.

Равелстон уже успел вытащить его на улицу. «Сейчас возьмем такси», — сказал он, напряженно вглядываясь в поток машин. Шумно валил народ из закрывшегося паба. Гордону на воздухе стало лучше. Рассудок работал как никогда. Сатанинский неоновый огонь подсказал новую блестящую идею.

— Послушайте-ка, Равелстон! Эй!

— Да?

— Давайте прихватим пару шлюх.

На пьяную болтовню не стоило обращать внимания, и все же Равелстон был шокирован.

— Не надо о таких вещах, дружище.

— А? К черту ваши барские замашки. Почему нет?

— Ну, Гордон, что вы говорите? Едва расставшись с вашей милой, очаровательной Розмари.

— Ночью все кошки серы, — заметил Гордон, ощущая себя мудрейшим циником.

Равелстон решил не отвечать.

— Пожалуй, имеет смысл дойти до площади. Там скорее такси поймаешь.

В театрах заканчивались спектакли. Толпы людей и машин текли туда-сюда в мертвенном свете. Мозг Гордона все понимал; все гадости, что сделаны и еще предстоит сделать. Словно издалека, как через перевернутый бинокль, виделись свои тридцать лет, пустая жизнь, безнадежное будущее, Джулия, Розмари. С неким сторонним, философским интересом он пристально смотрел на горящие вывески:

— Видите, как зловеще мигает мне этот неон над магазином? Это значит, что я навеки проклят.

— Вполне, — не слушая, откликнулся Равелстон. — Такси! Такси! Эх, не увидел. Подождите меня здесь.

Оставив Гордона у входа в подземку, он торопливо перешел улицу и устремился к площади. На какое-то время мысли затуманились. Затем Гордон обнаружил рядом две хищные мордашки с начерненными бровками, двух девиц в нахлобученных фетровых тарелках, карикатурно напоминавших шляпку Розмари. И они перешучивались.

— Ну, Дора, Барбара (оказывается, он даже знал, как их зовут), что новенького? Что хорошенького под саваном старушки Англии?

— О-ой, у его прям вся щека красная!

— Зачем же вы, барышни, здесь глухой ночной порой?

— О-ой, на прогулочке гуляем!

— Аки львы алчущие?

— О-ой, а другая-то щека, гляди-ка, вовсе белая! Ой, точно, дали ему по щеке-то!

Подъехал поймавший наконец такси Равелстон. Выйдя, остановился как вкопанный.

— Гордон! О Боже мой! Ну что вы тут придумали?

— Позвольте представить: Дора и Барбара.

Равелстон строго сжал губы, но злиться он совершенно не умел. Расстроиться, переживать — сколько угодно. Но не злиться. Пытаясь игнорировать девиц, он потянул Гордона за руку: