В глубине, между двумя стеллажами, экспонаты на которых были запылены несколько меньше, приткнулся самый обычный канцелярский стол; за ним угадывался другой стол, лабораторный, заваленный каким-то археологическим хламом. Посредине на подставке красовался потемневший череп, увенчанный высоким конусообразным пупырчатым шлемом. Замыкали выгородку еще два стеллажа с рядами книг и подшивками журналов по истории и археологии. Отдельную полку занимал двенадцатитомный труд «Памятники Египта и Эфиопии»; рядом с ним на почетном месте красовался иероглифическо-демотический [71] словарь Бругша. Пыли на этих книгах почти не было – видимо, обращались к ним чаще, чем к остальным.

Дав гостям оглядеться, герр Бурхардт пододвинул им два плетеных кресла, которым самое место было бы на зеленой лужайке перед каким-нибудь колониальным особняком; сам же уселся за письменный стол, сразу превратившись из ученого-экскурсовода в хитрого гнома. Впечатление это до чрезвычайности усиливала бронзовая, относящаяся еще к древнеегипетскому периоду секира непривычной формы и лежащая рядом с ней на стеллаже самая обычная кирка.

Гном в пенсне поерзал, устраиваясь поудобнее, и с ожиданием уставился на своих то ли гостей, то ли пленников. Во взгляде читался вопрос: «Кто вы такие, несчастные, и зачем явились в мою заветную пещеру?»

Олег Иванович откашлялся, пытаясь скрыть некоторую неловкость.

– Я, право же, не понимаю, герр Бурхардт, чем вызвана столь резкая реакция. Право же, даже если мы и были не вполне… откровенны с вами, то, поверьте, мы и в мыслях не имели нанести вред вам лично или вашему собранию.

Старик ехидно усмехнулся:

– Не думаете ли вы, герр Семенофф, что я бы пригласил сюда человека, которого хоть на секунду заподозрил бы в дурных намерениях? Хоть в Александрии и хозяйничают англичане, но слово хедива здесь что-нибудь да значит! И потом, насколько я понимаю, вы не англичанин?

Олег Иванович кивнул.

– А раз так, – продолжал старый зануда, – уж поверьте, я сумею, если потребуется, создать вам немалые сложности – хотя бы и обратившись к британским властям. Они не любят мошенников – как, впрочем, и власти любой другой страны. Нет, я отнюдь не подозреваю вас в чем-то недобром…

– Ну а раз не подозреваете – что это за фокусы? – встрял Ваня. – Мы что, в подвалах геста… то есть… на допросе?

– Юноше ваших лет, – назидательно произнес Бурхардт, уничтожающе глядя на Ивана, – следует молчать, слушая тех, кто старше, и ожидая, когда его спросят. Это верно даже в Америке… вы ведь там никогда не были, не так ли?

Иван подавился чуть было не вырвавшейся резкостью и умолк, нахохлившись от обиды. Герр Бурхардт довольно кивнул.

– Теперь – о том, зачем я вас сюда привел. Как я понимаю, вы явились в Александрию для того, чтобы познакомиться… с некоторыми предметами вверенного мне собрания, не так ли?

Олег Иванович не ответил – в конце концов, он не скрывал своих намерений и сам попросил Вентцеля познакомить его со стариком-археологом. Так что пусть продолжает – послушаем, разберемся… В кармане у Семенова лежал «бульдог», да и Ваня, как подозревал отец, явился сюда отнюдь не с одним фотоаппаратом. Вон как рубашка топорщится…

Но, несмотря на всю безапелляционность заявления немца, никакой угрозы гости не ощущали. Олегу было скорее любопытно – хоть и сидели они в паре десятков футов под землей, в загадочном лабиринте, посреди города, в котором полно турок в красных фесках, диких арабов и вежливых, но непреклонных английских офицеров.

Бурхардт тем временем продолжал:

– Видите ли, коллеги… это ничего, что я так к вам обращаюсь? В конце концов, раз вы интересуетесь египетскими древностями, мы с вами в определенном смысле коллеги… Так вот, должен сказать – коллекция хедива куда обширнее, чем полагает он сам. И многие из экспонатов таковы, что их истинную ценность осознаю лишь я один, а порой – она неизвестна даже мне. И это в полной мере относится к тому предмету, ради которого вы сюда и явились. Вы ведь это ищете, не так ли? – И он обернулся к лабораторному столу, стоящему у него за спиной, и потянул за край ткани, прикрывавшей какой-то прямоугольный предмет.

Ткань соскользнула, открыв взорам гостей ларец. Олег Иванович понял, что перед ними – тот самый предмет, о котором еще в Маалюле говорила мать Апраксия. То описание не слишком изобиловало деталями, однако же сомнений не было никаких – это и есть ковчег, ради которого им пришлось проделать такой долгий путь.

– Я угадал? – не унимался Бурхардт. – Вы ведь ради этого сюда приехали?

Олег Иванович кивнул. К чему отрицать очевидное? Только вот неясно, откуда Бурхардт так осведомлен, – путешественники ни слова не сказали Вентцелю о целях своих поисков. Было одно объяснение – непомерно развитая интуиция старика. Или?..

Археолог победно улыбнулся – и в глазах его Семенов с удивлением разглядел… облегчение? Да, именно облегчение – даже поза, в которой Бурхардт сидел в своем кресле, изменилась – старый гном даже горбиться перестал, будто с плеч его вдруг сняли невидимую тяжесть.

– Вы бы знали, сколько лет я вас жду…

Олег Иванович озадаченно поднял бровь. Что осанка – даже голос археолога стал другим. Куда делась прежняя язвительность? Так мог говорить безумно уставший человек, дождавшийся наконец момента, когда его избавят от непосильной ноши. Семенов покосился на сына – Иван тоже уловил изменение тона разговора и теперь ждал продолжения.