А сколько раз вслед Николке неслись трели полицейских свистков! Ну конечно – езда на бициклах по городу каралась штрафом, хотя не каждому городовому случалось хотя бы видеть эту мудреную машину. Лошади испуганно шарахались от велосипедиста, а на Сретенке мальчика чуть не вытянул хлыстом кучер богатого частного выезда.

Но – обошлось. И Николка уже раз десять давал себе слово припрятать велосипед на Гороховской, а в Перловку вернуться вечерним поездом.

– …Тиу-туу-у-у… Никол, Никол, я на связи, прием, – забубнило в ухе.

Мальчик нажал тангенту:

– Слышу тебя, Яша, слышу хорошо, прием.

Ему ужасно нравились эти словечки «прием», «на связи», «тангента». Он много таких запомнил – из книг будущего и из захватывающих, только очень уж жестоких фильмов, которые Ваня называл «боевики». Теперь словечки пригодились.

– …Тр-р-р… ш-шух… фр-р-р… я на месте. Я под навесом, напротив дома Румянцева – с артелью плотницкой, вологодские. Прием.

– Понял, конец связи.

Николка поежился. Хитров рынок считался самым опасным местом Москвы. Это была большая площадь в центре столицы, в низинке близ Яузы, окруженная облупленными каменными постройками. Двух– и трехэтажные дома полны ночлежек, во всякое время забитыми разным отребьем: здесь и ворье, и бродяги, и пропившиеся мастеровые с портными, за копейку перешивающими краденое. Попадались и беглые, с каторги.

На площадь прямо с вокзалов шли приезжие артели. Оттуда их забирали ушлые подрядчики – и уводили по работам. А после полудня под навесом устраивались хитрованцы и барышники: те скупали все что попало. Вот возле такого навеса Яков, видимо, и пристроился.

Рация вновь ожила:

– Ш-ш-ш… Тр-р-р… вижу студента, входит в «Сибирь». Иду за ним, гляну, с кем он встречается…

Дома, где помещались ночлежки, назывались по фамилии владельцев: Бунина, Румянцева, Степанова. В доме Румянцева были еще два трактира – «Пересыльный» и «Сибирь». Названия эти негласные, но иначе хитрованцы заведения не называли. Любой москвич знал, что в «Пересыльном» толкутся нищие, барышники и всякий бездомный люд, а вот «Сибирь» считался степенью выше – его облюбовали серьезные воры, карманники и крупные скупщики краденого. Над трактиром, в бельэтаже располагались ночлежки для публики почище обычной шушеры.

– …Ш-шух… фр-р-р… В трактире его нет, прием. Хотел дать половому гривенник, спросить, куда пошел студент, – не стал. Прием.

Николка понимающе кивнул. Чужаков на Хитровке не жаловали – любой рискнувший задавать в «Сибири» подобные вопросы рисковал уйти оттуда с ножом в боку.

– Осторожно, зря не рискуй. Что будешь делать? Прием.

На этот раз рация молчала дольше – минуты три. Николка начал было волноваться, когда голос Яши снова прорвался сквозь нарастающий треск помех.

– Хочу заглянуть в окна… тр-р-р… готовлю дрон. Прием.

– Кого? – опешил гимназист. Откуда там оказался приятель Геннадия и как Яков сумел уговорить его среди бела дня лезть по фасаду притона?

– Машинка летающая, маленькая, с камерой… ш-ш-ш… тр-р-р… показывал. Подведу к окнам на фасаде. Прием.

Николка облегченно выдохнул – значит, это не он сошел с ума. И опять встревожился: как Яков представляет себе эту операцию? Конечно, «дрон» (Николка вспомнил, как называется летающая штучка, управляемая с небольшого пульта) совсем небольшой, да и в полете не шумит, скорее – шуршит. Когда Яша наведался в Перловку, он показал мальчику это электрическое насекомое; они вдоволь потом гоняли его над полем и между деревьями. Но запускать дрон посреди дня, на Хитровке, где внимательных глаз побольше, чем в театре на премьере?..

– Яш, ты подумал? Увидят, собьют. Прием.

– Чем?.. Тр-р-р… ш-шух… фр-р-р… бутылкой кинут?.. Тиу-туу-у-у…

В наушниках опять зашипело, заверещало. Николка покрутил колесико подстройки, помехи смолкли.

– …Уведу по переулку, к Солянке, он быстро летит. Сам – вслед, будто ни при чем. А там городовой. Потом во дворе посажу. Прием, прием.

Значит, и Яша с ума не сошел. План, признал Николка, был толков – быстренько заглянуть в окна номеров «Сибири», а потом, когда хитрованцы увидят летающую невидаль и поднимут хай, увести дрон в сторону Солянки, куда оборванцы, скорее всего, не сунутся. А кто сунется – пожалеет. Пока городовые станут разгонять невесть с чего выплеснувшуюся из хитровского горшка накипь – тихонечко подобрать аппаратик в каком-нибудь палисаднике…

– …Тиу-туу-у-у… тр-р-р… начинаю, прием.

– Удачи, жду как пройдет, прием.

Минуты тянулись томительно; рация трещала помехами. Николка поймал себя на том, что задержал дыхание – и выдохнул, лишь когда потемнело в глазах.

– Тр-р-р… фр-р-р… там варяг! На втором этаже, третье окно от дома Бунина… пшш-ш-ш… тр-р-р-р… одет не… тиу-туу-у-у… ш-шух… шрам, точно он! Студент с ним, говорят… тр-р-р… достал саквояж, там деньги. Много. Прием.

Николка не сразу вспомнил, что «варягом» они с Яшей условились называть Ван дер Стрейкера. Значит, бельгиец все-таки в Москве, на Хитровке? Ай да Яша, ну и голова, молодчина!

– …Фр-р-р… ш-шух… забегали, черти… тиу-туу-у-у… Все, ухожу, до связи… тиу-туу-у-у… чтоб вас! Пшш-ш-ш… тр-р-р-р…

Николка беспомощно посмотрел на коробочку рации и подумал, что Яша, кажется, вляпался в большие неприятности.