Стихотворения
вернуться

Мицкевич Адам Бернард
Шрифт:

17 апреля 1821 г.

К… Фон Д… РИСУЮЩЕМУ ДЛЯ МЕНЯ ПОРТРЕТ МАРИИ

Тебе, картин творец, обязан большим я,Чем вечному творцу живого бытия.Лишен я счастья был злбкозненной судьбою,Оно моим глазам возвращено тобою.Я с детства ничему учиться не хотел,Но если бы твоим искусством я владел!Судейского крючка забота вечно гложет,От мертвецов живых отбиться врач не может,Паллады верный жрец избрал науки путь,Всю жизнь уча тупиц, он надрывает грудь.Желудку мудреца частенько роздых нуженВсё лавры на обед да похвалы на ужин!И лишь вокруг тебя прелестный вьется рой,И ты для милых дам – прославленный герой.В глаза красавицы ты взоры погружаешь,Искусною рукой ее изображаешь.Прекраснейших картин немало в мире есть,По праву среди них твоим хвала и честь.Твой гений наградят наградой несравнимойТо юноши восторг, то нежный взгляд любимой.Тобой похищен лик возлюбленной моей,Ты отдал мне его, художник-чародей,Благодарю, она теперь навек со мною,В ее глазах тону я сердцем и мечтою,И волшебство твое меня освободитОт пытки тягостной, что разум мой мутит.К воображаемой стремился я богине,Для сердца, глаз и рук она живая ныне.

[1821]

ИОАХИМУ ЛЕЛЕВЕЛЮ НА ОТКРЫТИЕ КУРСА ЛЕКЦИЙ ПО ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ В ВИЛЕНСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ, б ЯНВАРЯ 1822 ГОДА

Belorum causas et vitia, et modos

Ludumque Fortunae gravesque

Principum amicitias et arma…

Periculosae plenum opus aleae

Tractas et incedis per ingnes

Suppositos cineri doloso…

H or at., L. II, I

[Причина войн, их ход, преступления,

Игра судьбы, вождей союзы,

Страшные гражданам, и оружье,

Об этом ныне с гордою отвагою

Ты пишешь, по огню ступая,

Что под золою обманно тлеет.

Гораций. Оды, кн. II, I]

(Перевод Г. Церетели)

Давно взыскуемый питомцами своими,Лелевель славный, вновь предстал ты перед ними,И снова дружеской ты окружен толпой,Глядящей на тебя, как на родник живой.Не тот, кто красными словцами щеголяет,Гордится, что его везде на свете знают,Что груз его трудов сгибает книгонош,Нет, не такой увлечь способен молодежь,А тот, кто славится высоких дум полетомИ средь своих слывет горячим патриотом.В том и другом пример, Лелевель, ты для нас:В науке и делах непогрешим твой глаз.Хоть молод ты еще, седым МафусаиламС тобою мудростью равняться не по силам.Не только у себя в стране ты знаменит.За рубежом ее хвала тебе гремит.О том, что твой приезд нам сделал солнце краше,Ладони и уста свидетельствуют наши.Как долго уходил из здешних зал домойБезрадостно наш слух, воспитанный тобой!Начни ж ученикам, тебе внимать готовым,Вновь чудеса являть своим волшебным словом,Из гроба поднимать искусством колдовскимЭлладу древнюю и стародавний Рим.Герои вновь живут и дышат, как бывало,С чела их сброшено Плутоново забрало,С груди, таившей дум проникновенных кладИ волю страстную, железный панцирь снят.Вот македонский вождь с творцом «Федона» рядом.В их думы и сердца мы проникаем взглядом.Тут искра яркая, там подвига зерно,А искре сноп огня родить порой дано,Зерну же вырасти в такого исполина,Которому равна вселенной половина.Античных гениев сильна над миром власть,Пред их величием должны мы ниц упасть;Лучами славы их, не знающей затменья,Озарены веков позднейших поколенья.Но только ли герой велик? Велик и тот,Кто подвиги его до глубины поймет.Бывает, город вдруг, как камень, в бездну канет,Из вод огонь забьет, и тьма над миром встанет.Таких событий жив свидетель не один,Но мало кто умел дойти до их причин.Еще трудней найти свидетеля такого,Который бы сумел дойти до основного,Дороги, разумом указанной, держась:Какая между всех явлений этих связь?Как привести могла, единая причинаВ смятенье небеса, и землю, и пучину?Природу мертвую оставим и к живой,Стократ сложнейшей, взор теперь направим свой.Легко ли находить причин и следствий звенья– Там, где людских судеб царит переплетенье?Картина пестротой наш поражает глаз,Разноголосица сбивает с толку нас,А Истина за мглой скрывается густою,Лишь слабые лучи бросая нам порою.Но не доходит к нам и этот слабый свет.С рожденья слепы мы в теченье многих лет.Когда ж едва-едва мы обретаем зренье,Нас чужаки тотчас берут на попеченье:Очки нам подают, изделие их рук,И через них ясней мы видим все вокруг.Беда, однако, в том, что стали все предметыДля нас такого же, как эти стекла, цвета.Ошибки зрения, благодаря очкам,Переносить на мир с тех пор привычно нам.Мы – вечные рабы: не только в настроеньяхЗависим от других, но также и в сужденьях.Ребенок чувствует, как чувствует отец,Страдает от цепей обычая юнец.Нередко собственным гордятся мненьем люди;Нет, всосано оно из материнской грудиИли наставником посеяно позднейВ глубь сокровенную их молодых ушей.И все ж ты выдаешь любым своим движеньем,Что европеец ты, поляк происхожденьем.А солнце Истины горит для всех равно,Различия племен не ведает оно,Всех одинаково своим ласкает светом,Жар посылает всем, живущим в мире этом.Кто хочет Истине святой в лицо взглянуть,Тот должен знать: один к ее Познанью путьУм от влияния освободить чужогоИ Человеком быть в высоком смысле слова.К такой работе бог историков зовет,Но многим ли она по силам? Нет, лишь тот,Кому в удел дало благое провиденьеСверх пары крепких рук и крылья вдохновенья.Способен воспарить над торжищем страстей,Над интересами, делящими людей,Угадывать, где взрыв готовится на свете,Иль погружаться в мрак умчавшихся столетий.В их темной глубине копая, он на светВыносит не один бесценный самоцвет.Лелевель, мы тобой гордимся, сознавая,Что родила таким тебя земля родная.Внимает истину из уст твоих народО том, что было, есть, что нас в грядущем ждет.Людское общество впервые наблюдаемНа землях, занятых Двуречья древним краем.Среди равнин, чья гладь не ведает препон,В один большой народ сложился ряд племен.Тираны в городах, стенами обнесенных,Уселись на спине селян порабощенных.Средь островов и бухт, прославленных навек,Поздней республику построил бойкий грек;Затем, что муравьем был схож своей природой.Грек мирмидонскою считал себя породой.Он, в городах чужих селясь, их украшал,Чужие божества в свои преображал;Кумирни Красоте воздвиг и милой ВолеДвум дочерям небес, непознанным дотоле.Их духом вдохновлен, душой открыт и смел,Он мыслил, воевал, любил, учил и пел.Но вот мидиец меч свой поднял над землею,Восточный идол в страх ввергает все живое.Толпа невольников, гонимая бичом,Из-за Кавказских гор несется напролом,Все на своем пути топча, круша и руша;Ксеркс море захватил, ордою залил сушу,Но с тучки греческой сорвался гром, и вотРассеялась орда, на дне мидийский флот.Уйдя от гибели, не покорясь невзгодам,Грек к азиату в дом отправился походом.И там он на коврах персидских опочил,И меч заржавленный из рук он уронил,И был в железо взят в своем бессилье сонномПастушьим племенем, волчицею вскормленным.Привыкли Ромула драчливые сыны,Отвагой воинской и хитростью сильны,Соседей истреблять, в годину же покояОни крепили дух для нового разбояИль меж собой дрались, пока их в общий бойНе призывал расчет на выгодный разбой.Но вот у забияк противников не стало,И в праздных мышцах нет упругости бывалой.Над миром Рим царит, над Римом же тиран,Уже не воин Рим, а дряхлый великан.Кто жизнь опять зажжет в его остывшем теле?Вы, чада пылкие страны седых метелей!Вот гордый сюзерен, верхом на скакуне,С копьем и четками в руках и весь, в броне,Небес и госпожи своей слуга, вассаловПод кров готический созвал. Там звон бокалов,В руках у дам венки, хор лютней с пеньем схож,И копья яростно ломает молодежь.Нежнее, чем у нас, у них сердца под сталью:Впервые с горных круч они Любовь призвалиСердечную, какой не ведали в свой векЖрец духа иудей и в плоть влюбленный грек.Когда грозила смерть законности основам,Они их рыцарским своим крепили словом;Чтоб кривды исправлять, в заморские краяПускались, в памяти прелестный взор тая;Из дальних стран они везли домой трофеиИль клали головы за веру в Иудее.В их замках между тем засели чернецы,Забрали в руки власть церковные отцы;Под выстрелами булл заколебались троны,Рим снова стал земле давать свои законы.Позднее короли при помощи штыковСмирили подданных и свергли чужаков.В краях, где издавна в почете просвещенье,Есть хартии свобод и прав у населенья.Такую хартию мы в Англии найдем,Такую даровал нам Ягеллонов дом.В других-же странах власть – примеров тутнемалоДворян-мятежников с крестьянами сравняла.Испанцу повезло: пустившись в океан,Достиг он берега богатых новых стран,Его сокровища растут, и с каждым годомОн все наглей грозит оружием народам.Его соперники дают ему отпорОткрыто иль войдя друг с другом в заговор,Но друг на друга все ж поглядывая косо,Всяк палку вставить рад союзнику в колеса.Всегда настороже с приятелями будь,При них не вырони из рук чего-нибудь.Коль мирно ты живешь и никому на светеНе хочешь повредить, милейшие соседиРассорят в доме всех и дом твой подожгут.К утру спасителей ватага тут как тут.Торговцы странами, народных слез менялы,Спасители крадут, что под руку попало;Заступник на врага разительно похож,Тебя обворовать обоим невтерпеж.Так шла в Европе жизнь, покуда над СекванойНе разразился гром вскипевшего вулкана.Созрела лава в нем: старинный произвол,Меж властью светскою и церковью раскол,Мечты мыслителей, горячих душ порывы,Рабов восставших злость на род дворян спесивый.Как древле из семян нечищеных на светПифоны родились, уродливы, как бред,Так из посева чувств и дум разноречивыхЗмий революции взошел на галльских нивах,Его ни побороть нельзя, ни в прах втоптать,Рождает мстителей земли любая пядь.Они встают толпой; они горят желаньемЖизнь по Платоновым построить начертаньям.Другие же казну сносили в новый дом,Чтоб с помощью ее разбогатеть потом;Врагов сломив, они пошли, мечом бряцая,И кровью истекли, чужую проливая.Там императором вчерашний консул стал,И польскую там кровь Домбровский проливал.Хотя уже давно в могиле исполины,Еще их кровь могла б плодотворить равнины.Однако что же я? Как смею воспеватьМоря, в которых мне не довелось бывать?Как смею, жалкий червь, к орлам себя причисля,Полету подражать твоей ученой мысли?Приди на помощь мне, ведь ты слывешь у насПервейшим среди всех историков сейчас,Ты ложь разоблачил бесчисленных писанийИ правду извлекал из самой лжи преданий,Кому ж, как не тебе, науки глубь видна,Кому прекраснее дарит плоды она?Нам, рукоплещущим тебе сегодня рьяно,Скажи, как на Парнас вознесся ты так рано?И взором ласковым нас примани туда,Откуда светишь ты, как кормчая звезда,Хотя и более достойными рукамиУвенчан ты, – прими венок, сплетенный нами,И погордиться тем нам разреши, любя,Что для него цветы мы взяли у тебя.

[Январь 1822 г.]

БАЛЛАДЫ И РОМАНСЫ

ПЕРВОЦВЕТ

С небесной песней самой раннейПримчался жаворонок звонкий;Цветочек ранний на полянеБлеснул под золотистой пленкой.ЯЦветочек милый, рановато!Еще морозом полночь веет,Еще в дубравах сыроватоИ плесень на горах белеет.Прижмурь златые огонечки,Под матушкин подол укройся,Зубочков инея побойся,Страшна роса холодной ночки!ЦветочекКак мотыльки, родясь с рассветом,Мы к полдню гибнем. Больше счастьяВ одном апрельском миге этом,Чем в целых декабрях ненастья.Коль дар богам воздать ты хочешь,Друзьям своим, своей любимойВплети меня ты в свой веночек,И будет дар незаменимый!ЯСредь чахлых травок перелескаТы вырос, о цветочек милый;В тебе ни мощи и ни блеска,Так чем ты мил, цветочек хилый?Чем? У тюльпана есть корона,Весь облик лилии – державен,У розы – расписное лоно,У зорь – огонь… А ты чем славен?И почему ты полон все жеНадеждою несокрушимой,Что будешь ты всего дорожеМоим друзьям, моей любимой?ЦветочекТвои друзья мне будут радыВесны посланцу, ангелочку;Ведь дружбе блеска и не надо,Ей тень любезна, как цветочку!Достоин ли я доли этой?Ах, очи неземной МарылиЗа молодости первоцветыЛишь первой слезкой отдарили!

[Вторая половина 1820]

РОМАНТИКА

Methinks, I see… Where?..

In my mind's eyes.

Shakespeare

[Как будто вижу… Где?..

В очах моей души.

Шекспир (англ.)

Девушка, что ты?– И не ответит.Нет ни души здесь. Ну что ты?Тихо местечко. Солнышко светит,С кем говоришь ты в эти минуты?Руки простерла к кому ты?– И не ответит.То в пустоту ненарокомСмотрит невидящим оком,То озирается с криком,То вдруг слезами зальется.Что-то хватает в неистовстве диком,Плачет и тут же смеется.«Здесь ты, Ясенько? Вижу, что любишь,Если пришел из могилы!Тише! меня ты погубишь,Мачеха дома, мой милый!Слышит? – и ладно, пусть я в ответе!Ты ведь не здесь – на том свете!Умер? Как страшно в сумраке ночи!Нет, мне не страшно, ты рядом, как прежде,Вижу лицо твое, губы и очи!В белой стоишь ты одежде!Сам ты холстины белее,Боже, как холодны эти ладони!Дай их сюда – отогрею на лоне.Ну поцелуй же, смелее!Умер! Прошли две зимы и два лета!Как холодна ты, могила!Милый, возьми меня с этого света,Все мне постыло.Люди все злобою дышат,Горько заплачу – обидят,Заговорю я – не слышат,То, что я вижу, – не видят!Днем не придешь ты… Не сон ли?.. Какстранно!Я тебя чувствую, трогаю даже.Ты исчезаешь. Куда ты? Куда же?Рано, совсем еще рано!Боже! Запел на окраине кочет,В окнах багряные зори.Стой же! Уходит. Остаться не хочет.Горе мне, горе!»Так призывает девушка друга,Тянется следом и плачет.Голос печали слышит округа,Люди толпятся, судачат.«Богу молитесь! – твердят старожилы.Просит душа о помине,Ясь неразлучен с Карусей поныне,Верен был ей до могилы».Я в это верю, не сомневаюсь,Плачу, молиться пытаюсь.«Девушка, что ты? – крикнет сквозь ропотСтарец и молвит солидно:Люди, поверьте, поверьте в мой опыт,Мне ничего здесь не видно.Духи – фантазия глупой девицы,Что вы за темные души!Спятила – вот и плетет небылицы,Вы же развесили уши!»«Девушка чует, – отвечу я сразу,Люди без веры – что звери.Больше, чем разуму, больше, чем глазу,Верю я чувству и вере.Будет мертва твоя правда, покудаМертвый твой мир настоящим не станет.Жизни не видишь – не видишь и чуда.Было бы сердце – оно не обманет!»

[Январь 1821 г.]

СВИТЕЗЬ

Баллада
Когда ты держишь в Новогрудок путь,Плужинским проезжая бором,Над озером дай коням отдохнуть,Окинь его любовным взором.Ты видишь Свитезь. Гладь воды ясна,Как лед, недвижна и блестяща,И вкруг нее, как черная стена,Стоит таинственная чаща.Когда в ночи проходишь той тропой,Ты видишь небо в темных водах,И звезды – под тобой и над тобой,И две луны на синих сводах.И не поймешь: вода ли в вышинуУходит зеркалом бездоннымИль опустилось небо в глубинуИ там блестит зеркальным лоном.Не знаешь, то вершина или дноВо мраке берега пропали,И кажется, с мирами заодноПлывешь в неведомые дали.Прозрачен воздух, ясен небосклон,И тот обман отраден взору.Но если ты не храбрецам рожден,Не езди тут в ночную пору.Такого начудесит сатана,Таких накрутит штук бесовских!И вспомнить – страх! Всю ночь лежишь-без сна,Послушав былей стариковских!То, словно люди в страхе гомонят,Из бездны шум идет великий,Валит столбами дым., гремит набат,Оружья звон и женщин крики.Вдруг дым пропал, стихает гром и звон,И только смутно шепчут ели,И, словно над покойником псалом,В пучине жалостно запели.Что это значит? Кто ж ответ вам даст?На дне ведь люди не бывали.Болтают всякое – кто что горазд,А правда есть ли в том? Едва ли.Плужинский пан, тот самый пан, чей дедИ прадед Свитезью владели,И сам все думал и держал совет:Как разобраться в этом деле?С заказом в город он послал людей,Большие сделал там закупки,И мастерят уж невод в сто локтейИ строят парусные шлюпки.Тут я сказал: «Бог да поможет вам,Ему усердно помолитесь».Пан дал на мессу, в Цирин съездил сам,И ксендз приехал с ним на Свитезь.На берег вышел, свой надел орнат,Все окропил и помолился.Нам подал знак, гребцы взмахнули в ладИ с шумом невод погрузился.Уходит вглубь, и поплавки за ним,Как будто под водой и дна нет.Канаты напряглись, мы все глядим;Неужто ничего не тянет?Но невод тяжко из воды идет,Так тяжко, словно тащит глыбу.Сказал бы, – да поверит ли народ,Какую выловили рыбу.Не рыбу, нет, – болтать не стану зря,Из волн красавица явилась.Уста – кораллы, щеки как заря.Вода с кудрей льняных струилась.На всех тут страх напал. Иной бежит,Иной стоит белее мела.Она под воду скрыться не спешитИ молвит ласково и смело:«О юноши! То знает весь народ:Никто в задоре безрассудномВеслом не смел коснуться этих водОн потонул бы вместе с судном.Ты, дерзкий, также и твои челныИстлели б скоро под волнами,Но здесь твой дед и прадед рождены,И ты единой крови с нами.Так знай, хоть любопытство – ваш порок,Но вы призвали божье имя,И быль об этом озере вам богУстами огласит моими.Когда-то здесь, где тростники шуршат,Где царь-травой покрыты мели,Кипела жизнь, стоял обширный град,Строенья крепкие белели.Красавиц много было в граде том,Мужей, искусных в деле бранном.И Свитезью владел тот княжий дом,Что славен доблестным Туганом.Кругом леса в ту пору не росли,Желтела на полях пшеница,И Новогрудок виден был вдалиЛитвы цветущая столица.Но русский царь войной пошел на нас,И осадил он град Мендога,И обуяла в этот грозный часЛитву великая тревога.С гонцом письмо литовский государьШлет моему отцу Тугану:«Ты выручал наш стольный град и встарь,Спеши, ударь по вражью стану!»Туган прочел – и приказал скликатьМужей для воинской потехи.И собралось охочих тысяч пять,При каждом – конь и все доспехи.Труба гремит – и пыль столбом взвилась:То скачет рать за княжьим стягом.Но вижу, вдруг остановился князьИ в замок воротился шагом.Он говорит: «Могу ль губить своих,Чтоб князю дать помогу в брани?У Свитези ведь нет валков иных,Как только крепость нашей длани.Но если в битву мы не все пойдемДрузьям не будет обороны.А все пойдем – как защитить свой дом,Где наши дочери и жены?»И я в ответ: «Отец! Послушай дочь:Ступай! Над нами власть господня.Мне снилось, ангел огненный всю ночьЛетал над городом сегодня.Мечом он Свитезь очертил твою,Златыми осенил крыламиИ мне сказал: «Пока отцы в бою,Не бойтесь, чада, – я над вами».И внял Туган, – за войском он спешит.Но вот уже И ночь настала.И вдруг раздался грохот, стук копыт,И крик «ура», и звон металла.Таранами по стенам замка бьют,Стреляют ядрами по сводам.И дети, старцы, женщины бегутВесь двор заполнился народом.Кричат: «Скорей ворота на запор!Спасите! Русь валит за нами!Пусть лучше смерть, но только не позор!Убьем, убьем друг друга сами!»И яростью сменяется их страх,Приносят факелы, солому,Сокровища сжигают на кострах,Огнем грозят гнезду родному.«Кто убежит – будь проклят!» Я – во двор.Унять хочу их – не умею.Благодарят поднявшего топор,Торопятся подставить шею.Но что преступней: жизнь и честь губя,Отдаться под ярем кровавыйИль душу погубить, убив себя?И я вскричала: «Боже правый!Ты видишь, нам не совладать с врагом,К тебе взываем, погибая:Пусть лучше нас убьет небесный гром,Укроет мать-земля сырая!»И белизна внезапно разлилась,Закрыла мир, как покрывало.Я опустила очи, изумясь…И подо мной земли не стало.Взгляни на луг прибрежный: это богИзбавил слабых от расправы:Он дев и жен безгрешных уберег,Их обратил в цветы и травы.Подобно белым бабочкам, цветыПарят над спящею водою.Напоминают свежестью листвыЗеленую под снегом хвою.Так белый цвет безгрешности своейОни хранят в веках нетленным.Не оскорбит их пришлый лиходейПрикосновением презренным.То был царю и всем врагам урок:Победу празднуя над нами,Иной из них хотел сплести венок,Иной – украсить шлем цветами.Но лишь к цветам притронулись они,Свершилось чудо правой мести:В недуге страшном скорчились одни,Других застигла смерть на месте.Хоть все уносит времени поток,Но быль народ не забывает:Поет о чуде, и простой цветокОн царь-травою называет».Так молвит нам – и прочь плывет она.И тонут сети, шлюпки тонут.Летит на берег с грохотом волна,Деревья в пуще дико стонут.Как бездна, хлябь разверзлась перед ней,Она исчезла в темном чреве,И с той поры никто до наших днейНе слышал о прекрасной деве.

[1820]

СВИТЕЗЯНКА

Баллада
Кто там мелькает в лунном сиянье,Кто там идет, – отзовитесь!Юноша с девой ходят в молчаньеБерегом озера Свитезь.Он ей цветы в венок собираетНа луговинах зеленых.Дева малиной его угощает,Знать, это пара влюбленных.Каждою ночью в травах болотныхБродит чета молодая.Юноша – это здешний охотник;Кто эта дева – не знаю.Как появилась, где и отколеВряд ли иной угадает.Лютиком нежным явится в полеИ светлячком – пропадает.«Тайну открой мне, дева, молю я,Видимся мы не впервые,Как ты попала в чащу лесную?Где же твой дом, где родные?Лето проходит, листья валятся,Солнце нам светит все реже…Вечно ли будем здесь мы встречаться,Возле озерных прибрежий?Что ты блуждаешь призраком сонным,Серною легкой, лесною?Лучше останься вместе с влюбленным,Лучше останься со мною!Малый мой домик близко отсюда,В зарослях пышной лещины;Вдоволь припасов я раздобуду,Хватит плодов и дичины!»«Стой, своевольный! – молвила дева.Помню советы отцовы:Как соловьи, щебечете все вы,К лисьим уловкам готовы.Мало я верю страстным моленьям,Хитрость предвижу мужскую:Пусть снизойду к твоим увереньям,Сдержишь ли клятву святую?»Пав на колени, горсточку прахаВзял он, творит заклинанья:Страшную клятву давши без страха,Сдержит ли он обещанья?«Помни, охотник, клятву сдержи ты:Ибо кто клятву нарушитГоре тому! Не сыщет защиты,Тело погубит и душу!»Кудри венком украсила деваИ, не прибавив ни слова,Прочь удалилась, тихо, без гнева,В сумрак приюта лесного.Следом охотник мчится за нею;Все-таки, как ни старался,Скрылась, дыханья ветра нежнее,Он одинокий остался.Молча идет он дикой тропою,В топях блуждает прибрежных;Тихо повсюду, лишь под ногоюИзредка хрустнет валежник.К. озеру вышел неторопливо,Ходит и смотрит безмолвно.Ветер качает темные ивы,Бурно вздымаются волны.Бурно вскипели, глубь зачернела,Силы небесные с нами!Свитезь разверзся; девичье телоВдруг поднялось над волнами.Щеки – нежнее розы румянойВ свете зари золотистой;Перси, как легкой дымкой тумана,Тканью одеты струистой.«Юноша статный! Юноша милый!Девы слышны увещанья.Что ты здесь ищешь ночью, унылый,В лунном блуждаешь сиянье?Долго ли будешь бегать, вздыхая,Ты за девчонкою шалой?Только измучит юношу, злаяИ надсмеется, пожалуй;Верь мне, желаю только добра я.Хватит стенаний печальных!Мне лишь отдайся! Станем, играя,В водах резвиться хрустальных;Будешь над влагой озера зыбкойЛасточкой быстрою мчатьсяИли же рыбкой, резвою рыбкойВместе со мною плескаться;Ночью ж, в прозрачной этой купели,Где только звезд отраженья,Будешь меж лилий, в мягкой постели,Дивные видеть виденья!»Тут распахнулись тонкие ткани,Перси манят белизною;Дева подходит легче дыханья:«Юноша! – кличет, – за мною!»Волн чуть касаясь стройной стопою,Радугой в озеро канув,Брызги рассыпав дерзкой рукою,Мчится она средь туманов.Юноша следом, стал у обрыва,Хочет идти – отступает;А голубые волны ленивоЮноши ноги ласкают.Нежно ласкают, вглубь увлекают;Сердце так сладко томится,Словно стыдливо руку сжи-маетМилому другу девица.Вмиг позабыл он деву лесную,Клятву забыл, ослепленный;Кинулся в волны, буйно ликуя,Новой красой увлеченный.Дальше и дальше, страстью влекомый;Волны безумца уносят.Вот уж чуть виден берег знакомый.Вот уж охотник на плесе.Белые руки стиснул руками,Взорами тонет во взоре,Жаждет к устам прижаться устамиВольно ему на просторе!Ветер повеял, мгла расступилась,Новое диво являя.Смотрит охотник – что приключилось?Ах, это дева лесная!«Где ж твои клятвы? Где уверенья?Помнишь: кто клятву нарушит,Горе тому! Не сыщет спасенья,Тело погубит и душу!Нет, не тебе, знать, доля сулилаВодной владеть глубиною.Тело сырая скроет могила,Очи засыплет землею.А твою душу адское пламяБудет терзать без пощады:Будешь томиться здесь, под ветвями,Не ощущая прохлады»Слышит охотник, смотрит тоскливо,Вдруг содрогнулся безмолвно;Ветер качает дальние ивы,Бурно вздымаются волны.Разом вскипели волны, бушуя,Полные ярого гнева:В черную бездну, в глубь водянуюСкрылись охотник и дева…Волны доныне мечутся в пене,А среди топей болотныхВидно: мелькают бледные тениДева и юный охотник.В озере дева пляшет беспечно,Юноша смотрит, стенаяКто он? – Известен нам он, конечно.Кто эта дева? – Не знаю.

[12 августа 1821 г.]

Существует поверье, что на берегах Свитези появляются ундроны, или нимфы, которых в народе называют свитезянками.

(Из народной песни)

Село покинув родное,Бежит девица с пригорка;Распались косы волною,Рыдает горько-прегорько.Сбежала на луговину,Где речка льется неспешно,И, руки белые вскинув,Зовет она безутешно:«Красавицы водяные,Любезные свитезянки!Узнайте, сестры родные,О горе бедной селянки!Я верно любила пана,И пан твердил мне, что любит,Теперь икая желанна,Он Кшисю бедную губит.Живи же, пеблагодарный,С своею знатной женою,Но только не смей, коварный,Глумиться здесь надо мною!Ох, как несносно томитьсяОбманутой, нелюбимой!Меня примите, сестрицы;Но сын мой… сын мой родимый!..»Так молвив, вновь зарыдала,Ломает руки в кручине,И в омут с берега пала,И скрылась в водной пучине.А там, за. лесом, огнямиСверкает ярко усадьба;Там пан пирует с гостями,Идет веселая свадьба.Вдруг, музыку заглушая,Дитя заплакало тонко;Старик, к груди прижимая,Несет из чащи ребенка.К реке идет торопливо,Туда, где тесной гурьбоюСтоят зеленые ивы,Сплетясь шатром над рекою.И став под сенью ветвистой,И плачет, и призывает:«Ах, Кшися, мне отзовись ты!Кто дитятко приласкает?»«В реке лежит мое тело,Чуть слышен отклик средь ночи,От стужи вся онемела,Песком засыпало очи;Меня по острым каменьямНесут жестокие волны;Питаюсь горьким кореньем,Росой уста мои полны».Но старый в сени ветвистойПо-прежнему призывает:«Ах, Кшися, мне отзовись ты!Кто дитятко приласкает?»И что-то вдруг шевельнулосьВ воде – легонько, не шибко;Волна о берег плеснулась,И кверху выплыла рыбка.Собой совсем невеличка,Скользит по отмели белой,Так выскользает плотичкаИз-под руки неумелой.Спина в сверкающих блестках.Бока – багряной окраски,Головка точно наперсток,Как бисер – быстрые глазки.И вдруг чешуйки раскрылись,Девичий облик являя,И косы вновь распустились,И грудь видна молодая.На щечках – алые розы…Камыш раздвинув руками,Туда, где клонятся лозы,Плывет, взмахнув плавниками.И, на руки взяв ребенка,К груди прижала родимойИ вдруг запела так звонко:«Люли-люли, мой любимый!..Затих ребенок, довольный;На сук повесила зыбкуИ вновь кидается в волныИ превращается в рыбку.Оделась вновь чешуею,Совсем как было вначале;Плеснула – и над водою,Кипя, круги побежали…И к ночи и спозаранку,Лишь старый сойдет в долину,Являлася свитезянка,Кормила милого сына.Но раз, в урочную пору,Никто к реке не явился.Уже и сумерки скороНет старого!Где ж он скрылся?Не мог он тропкой лесноюК тому пройти закоулку:Сам пан с своею женоюПошел туда на прогулку.Сидит старик под ветвямиИ ждет; ему непонятно:Часы бегут за часами,Не видно пана обратно!Ладонью глаз прикрываяИ щурясь, смотрит он зорко:Жара свалила дневная,Горит вечерняя зорька.И лишь когда потемнелоИ звезды вышли ночные,Старик подкрался несмело,Глядит в просторы речные.О господи! Что за чудо?Все дивно переменилось:Песчаные рвы повсюду,Где прежде речка струилась.Лишь клочья одежды рванойВаляются где попало.Ни пани нету, ни панаКак будто и не бывало!А там, где речка бежала,Большая глыба чернелаИ странно напоминалаДва человеческих тела.Застыл старик в изумленье,Не может вымолвить слова;Искал в уме объясненьяИ не нашел никакого!Позвал он: «Кшися, эй, Кшися!»Лишь эхо вторит ответно;Но ни в долине, ни в высиЖивой души не приметно.Взглянул на ров, на каменья,Пот вытер бледной рукоюИ, словно бы в подтвержденье,Кивнул седой головою.Взял на руки он малютку,Творя молитву невнятно,И вдруг, осклабившись жутко,Заторопился обратно.