— Напрашивается и множество других соображений. Во-первых, Берт не из тех, кто способен убить женщину.

— Однако колотить ее он мог.

— Дорогой мой мальчик! — рассмеялась миссис Брэдли. — Вряд ли его побои всерьез огорчали Кору; в противном случае она бы давно его бросила. Возможности для этого у нее были. На красавиц такого типа всегда есть спрос. Нет, по-настоящему ей досаждал лишь недостаток денег, и только.

— И? — Я не стал спорить.

— Думаю, мужчину Берт мог убить.

— Любовника?

— Любовника. Любовник боялся Берта, а Кора — нет. Вам известен мотив для ее убийства?

— Ну, более или менее… — уклончиво сказал я.

— Помните ту их ссору?

— Да.

— А причину?

— Деньги?

— Не думаю. Скорее всего Берт узнал о любовнике и хотел выяснить, кто он. Правда, это лишь моя догадка.

— Кора надеялась своего поклонника хорошенько обобрать, но не вышло, и она пригрозила, что выдаст его Берту. Ее бы он просто отлупил, а соперника вполне мог отволочь в каменоломни и сбросить в карьер. Возможно, любовник подслушал, как они ругались.

— Оценка «отлично», мой мальчик. — Миссис Брэдли хлопнула меня по плечу. — Мне и самой лучше не сформулировать. Когда Берт с Корой скандалили — кричали во весь голос. Помните, как Маргарет Кингстон-Фокс рассказывала об их ссоре, хотя она-то уж точно не из тех, кто станет подслушивать.

— Вы мне практически все объяснили, — соскромничал я по поводу ее похвалы.

— Да, именно так оно и могло произойти… Там не телефон, случайно, звонит?

Это и вправду был телефон. Вошла горничная: звонили миссис Брэдли.

После разговора она вернулась в библиотеку слегка обеспокоенная.

— Сэр Малкольм любезно меня уведомил, что ход, ведущий в «Герб Морнингтона», заделан. Заложен кирпичом. Полицейские допросили и хозяев, и всех работников — никто не помнит, когда его заложили. Кладка явно старая, ее много лет не трогали. А если нужны еще доказательства, что ходом со стороны таверны не пользовались, то там все затянуто паутиной!

— Значит, никто из таверны пройти в Бунгало не мог, — заключил я. — Но мы же и не думали, что там кто-то ходил. Только Кора, и та шла со стороны бухты.

— Придется опять побеспокоить Берта. Вы идете?

— С удовольствием. Вот интересно, а чем в ночь убийства Коры занимался Фостер Вашингтон Йорк?

В пронзительных черных глазках миссис Брэдли я прочел восхищение.

— Мальчик мой, вы первый ученик в классе! Как вам это удается, Холмс? — И она от души и пребольно шлепнула меня между лопаток. — Минут через сорок пять, а то и раньше на ваш умный вопрос будет дан ответ, к вашему полному, я надеюсь, удовлетворению. А также и моему, — сурово добавила она.

Берта дома не оказалось, что было очень кстати, поскольку мы смогли спокойно поговорить с Фостером Вашингтоном Йорком. На этот раз он не колол дрова, а стирал какие-то рубашки — свои или хозяйские, не могу сказать. Завидев нас, он почтительно улыбнулся и стряхнул воду с темно-коричневых рук.

— Вы работайте, — сказала миссис Брэдли, усаживаясь на табурет. — Можно же и стирать, и разговаривать, верно?

— Ежели вы хотите потолковать, мэм, про бедную миз Кору, — неожиданно и очень взволнованно заявил Фостер, — то уж нет, не могу я и работать, и про нее говорить.

Нагнувшись к тазу, слуга принялся с сердцем отжимать рубашки. Да, Кору он жалел.

— Все уже кончено, пропади оно пропадом! И нечего про это толковать.

Манеры у него сразу переменились к худшему, однако он принес мне второй табурет.

Сам Фостер прислонился к косяку, сложил руки на мощной груди и взирал на нас не без враждебности.

— Ну и чего скажете? — бесцеремонно спросил он.

— Мистер Йорк, вы помните день, когда мисс Кора уехала? — спросила миссис Брэдли, подавшись вперед.

— Ну, помню. — И он начал говорить, точно вспоминая заученный урок: — На следующий день после праздника, во вторник, четвертого августа миз Кора села на поезд три тридцать, отходящий из Уаймут-Харбора, и больше я ее не видал.

Миссис Брэдли буравила его своим ужасным взглядом.

— А вечером?

Негр покачал головой.

— Как она ушла на поезд, так я ее больше и не видал, — бесстрастно повторил он.

— Вот как? А что вы сами делали в тот вечер?

— Ничего, — упрямо, словно уличенный в шалости ребенок, произнес слуга.