Шрифт:
Юноша немного постоял молча, затем вдруг сказал:
— Господин артист, а хотите пари?
— Какого рода? — осведомился тот.
— Если нам каким-то образом удастся избежать казни, вы будете сопровождать меня до Москвы. А если нет…
— То вы проводите меня до райских врат и замолвите за меня словечко перед апостолом Петром?
— Идет, — кивнул юноша. — Ну что, по рукам? Вам нечего терять, если нас все равно расстреляют.
— Резонно, — сказал артист. Он протянул руку, и они скрепили пари рукопожатием.
Артист прищурился и спросил:
— Позвольте все же поинтересоваться — зачем вам надо в Москву?
— Есть дело, — уклончиво ответил юноша.
— Тайна? Уж не клад ли вы собираетесь там найти?
Юноша покачал головой:
— Нет. Как раз наоборот. Мне, видите ли, нужно кое-что туда доставить. Одну вещь.
— Вещь? — Артист окинул взглядом невысокую фигуру юноши. — Но ведь при вас ничего нет, я видел, как вас обыскивали.
— Обыскивали, но… В общем, все это не имеет значения. То, что я собираюсь доставить, они отнять не в силах. Потому что…
Договорить юноша не успел. За дверью сарая послышалась какая-то возня. Заскрежетал замок, дверь со скрипом распахнулась, и в сарай, сопровождаемое тычком приклада винтовки в спину, ввалилось что-то огромное, шумное и темное. Дверь захлопнулась, замок снова тяжело брякнул о доски, и стены сарая сотряслись от громогласного баса:
— Чтоб вам повылазило, черти!
Огромный человек шумно плюнул в дощатую дверь, затем повернулся, прищурился в полумрак и недовольно произнес:
— Какого черта? Кто здесь?
— Мы, — ответил ему из полумрака неуверенный юношеский голос.
— Какие такие «мы»?
— Пленные, — тихо ответил тот же голос.
— Пленные? — Верзила шагнул на голос и остановился. — Вот те на! — удивленно воскликнул он. — Безусый юнош! А вы-то чего натворили?
Гимназист смущенно улыбнулся.
— Назвал бандита подлецом, — признался он. — А господин артист вызвал бандита на дуэль. Только выстрелить не успел, главарь помешал.
— «Артист», говорите? Который тут артист? — Верзила осмотрелся и остановил взгляд на метателе ножей, который со спокойным видом продолжал разглядывать свой дырявый сапог.
В свою очередь, юноша внимательно изучал вновь прибывшего. Новичок был размером с хорошего быка и чрезвычайно упитан. Как говорится — кровь с молоком. Лицо у него было широкое, однако черты приятные и не без некоторого благородства. Мужественный вид слегка портили полноватые, чувственные губы, но тяжелый подбородок, с ямочкой посередине, с лихвой возмещал этот недостаток. Одет верзила был в старомодный темно-зеленый бархатный камзол.
— Значит, артист, — басовито проговорил новичок и усмехнулся. — Ну-ну. Нынче кого только не встретишь. Два дня назад я угостил тумаками одного венецианского дожа. А за день до этого имел удовольствие дать по физиономии английскому мистеру, который воровал у меня кур.
Метатель ножей никак не отреагировал на замечания здоровяка. Тот еще некоторое время разглядывал артиста, затем повернулся к двери и озадаченно поскреб лапой в затылке.
— Жрать охота, мочи нет, — сообщил он. — Быка бы сейчас съел. Господа, вы не знаете, во сколько здесь подают ужин?
Юноша вздохнул и сказал:
— Боюсь, что тут его вообще не подают.
— Как так «не подают»? Черт знает что такое! Эй, вы! — Здоровяк громыхнул огромным кулаком по двери, да так, что задрожал весь сарай. — Тащите ужин или я разнесу вашу халупу к чертовой матери!
— Ось разишовся, бисов сын, — послышался из-за двери сонный голос часового. — Нэ балуй, чуешь?
— Сала принеси, чучело!
— Нема сала.
— Ну тогда картошки!
— Нема картопли.
— «Картопли»… Вот чучело! Ну так знай: не лягу спать, пока не поужинаю!
— А мени сдается, шо вы таки ляжете спать голодным, — не без иронии ответил часовой.
Здоровяк смачно сплюнул на пол.
— Тьфу, кретины! И ты кретин, и атаман твой — самый кретинский кретин! — сообщил он часовому. Затем отвернулся от двери и задумчиво проговорил: — Да, видать, это надолго. Если, конечно, не расстреляют поутру. — Потом снова огляделся, остановил взгляд на юноше и сказал: — Господа, раз уж мы оказались в заточении вместе, давайте, что ли, познакомимся? Позвольте представиться — Павел Афанасьевич Пирогов. Как говорится, прошу любить и жаловать.
— Алеша Берсенев, бывший гимназист, — представился молодой человек. — А это, — он кивнул в сторону своего «сокамерника», — господин Петруччио Браккато. Он артист. Мастер ножа и пистолета.
— А-га, — неопределенно произнес здоровяк, подозрительно глядя на черноусого.
— Господин Пирогов, — вновь заговорил Алеша, — позвольте узнать: за что вас сюда?
Здоровяк приосанился.
— Представьте, господа, — забасил он, — эти идиоты ввалились ко мне в дом и сказали, что реквизируют его. Видит бог, я человек спокойный, но терпеть такое… — Здоровяк насупил брови и красноречиво покачал головой.