Шрифт:
— У вас есть чувство юмора. Это хорошо. По крайней мере, мне не будет скучно. Будьте любезны, нажмите на кнопку и заблокируйте дверь. Я не хочу, чтобы нас отвлекали.
Марго сделала как он просил. Таксидермист кивнул, затем откинул стойку, повернулся и бросил через плечо:
— Идите за мной.
Кряхтя и покашливая, он двинулся в глубь мастерской. Марго и дьякон пошли за ним.
— Так, значит, вы друзья профессора Тихомирова? — спросил доктор Берг, проходя по длинному коридору, освещенному красноватым светом ламп, отражающихся на гладком черепе Берга розовыми, сочными бликами.
— Скорее приятели, — сказал отец Андрей.
— Гм… Быть приятелем профессора Тихомирова — это уже характеристика. Он не любил людей, не отличался покладистым характером и терпеть не мог праздной болтовни. Если он вас отличил, значит, вы и впрямь достойны этого. Ну вот мы и пришли. Входите. Да входите же, не бойтесь.
Оказавшись в мастерской, Марго и отец Андрей замерли на месте. Повсюду — на стеллажах, на столе, на стенах — стояли, лежали, сидели и висели чучела животных. Оленьи головы с выпученными глазами, маленькие пушистые зверьки, замершие в напряженных позах, словно на мгновение прервавшие свой стремительный бег, оцепеневшие кошки и даже одна маленькая обезьянка, протянувшая навстречу гостям сморщенные черные ладошки.
В воздухе пахло какими-то химикалиями. Запах был тяжеловатый, но не неприятный. Посреди мастерской, возле стола, уставленного баночками с клеем и красками, стояло чучело большого черного пса с оскаленной, клыкастой пастью. Чучело было почти готово, но там, где полагалось быть глазам, зияли две черные дыры.
— Какой ужас, — пробормотала Марго, посмотрев на пса, затем перевела взгляд на шкурку какого-то грызуна, распластанную на столе, и с придыханием повторила: — Ужас!
— Всего лишь изнанка нашего мира, — пожал плечами доктор Берг. — Каждый из нас может стать объектом вскрытия. И в этом смысле мы ничем не лучше этих бедных зверушек.
— Бедных? А я-то думала, вы дарите им «вечную жизнь».
— Скорее вечную смерть, — вяло произнес доктор Берг. Он перевел взгляд на дьякона и вдруг спросил: — Вы ведь священник?
— Я дьякон, — ответил отец Андрей. — Как вы догадались?
— Вижу. У меня на вашего брата глаз наметанный. Смотрите на людей так, словно книгу читаете, да такую, в которой наперед известно, чем всё закончится. Хотя… человеческая жизнь — наука несложная. Все совершают одни и те же ошибки, все мечтают об одних и тех же преступлениях, и все ложатся в одинаковые гробы. Разница лишь в сорте древесины и в количестве венков.
— У вас слишком мрачный взгляд на вещи, — сказал отец Андрей.
Доктор Берг посмотрел на него искоса.
— Трезвый взгляд и не может быть иным, — холодно произнес он. — Впрочем, у нас с вами слишком разные профессии, чтобы мы смогли договориться. Я вижу смерть в жизни, а вы пытаетесь узреть жизнь в смерти. И вашу мнимую зрячесть я называю слепотой. Кстати, вы собираетесь беседовать стоя или все-таки сядете в кресла?
Марго и дьякон послушно уселись в кресла. Марго повела головой и вдруг побледнела. В самом темном углу мастерской стояло еще одно чучело. Марго облизнула губы и тихо проговорила:
— Кошмар… Что это за чудовище?
— Где? А, это. — Доктор Берг улыбнулся. — Cerberus Vulgarius собственной персоной.
— И что, он действительно существует?
— Конечно. Правда, всего в двух экземплярах. Один — в моей мастерской, второй — в шестой главе дантовского «Ада».
Трехзевый Цербер, хищный и громадный, Собачьим лаем лает на народ, Который вязнет в этой топи смрадной. Его глаза багровы, вздут живот, Жир в черной бороде, когтисты руки. Он мучит их и кожу с мясом рвет, А те под ливнем воют, словно суки.Заметив недоумение на лице Марго, доктор Берг усмехнулся и пояснил:
— Это шутка. Туловище ирландского волкодава, правая голова — ротвейлера, левая — павиана, а та, что в центре, — бенгальского макака.
— А почему она с рогами?
— Потому что я так захотел. Как говорил Остап Бендер, «я так вижу». Все, что вы наблюдаете в этой комнате, на семьдесят процентов плод моей фантазии и лишь на тридцать — реальные существа. Даже когда речь идет о простой кошке. Поворот головы, выражение глаз, характер — все это плод моих усилий. Видите этого белого кота? Он свихнулся. Стал бросаться на хозяев, а по ночам сидел под диваном и завывал от ужаса. А теперь он смирный и добродушный. Гораздо лучше, чем был при жизни. — Доктор Берг протянул руку, погладил чучело белого кота и тихо добавил: — Как ни странно, некоторым смерть к лицу. И это относится не только к животным.
Задумчиво вздохнув, доктор Берг откинулся на спинку кресла и побарабанил пальцами по крышке стола. Его пальцы, пухлые, бледные, подвижные, словно жили своей собственной, отдельной от остального тела, жизнью. Казалось, они вслушиваются в беседу, исподволь обнюхивают собеседника, как лапки-рецепторы какого-нибудь огромного членистоногого насекомого.
Таксидермист взял со столика трубку, чиркнул спичкой и неторопливо ее раскурил. В воздухе запахло сухой травой. Запах был приятный, теплый, обволакивающий. Доктор Берг выпустил изо рта клуб дыма, покосился на дьякона и сказал: