Виктор Владимирович покачал отрицательно головой.

— Даже не догадываюсь.

— А происходит следующее. Девчонка смотрит ошалелыми глазами на кружку, на газировку, на нас. На кружку, на газировку, на нас. Потом берет в руки газировку, делает глоток и начинает быстро-быстро пить из кружки. Горло ее судорожно дергается. Мы смотрим на нее ошалелыми глазами, — Вячеслав Дмитриевич раздвинул веки пальцами. — Все, что называется, раскрыли рты от изумления! Девушка запрокидывает голову, допивает спирт, дико вращает глазками и протягивает кому-то пустую, — Вячеслав Дмитриевич выделил последнее слово ударением, — совершенно пустую кружку! Потом запивает газировкой и начинает тяжело дышать.

Вячеслав Дмитриевич вытер пот со лба — видимо, он очень увлекся рассказом. Потом замдекана обратил внимание, что пиво в его кружке закончилось, налил себе еще и поведал нам конец истории:

— Так вот, среди биологов повисло гробовое молчание. Все застыли. Ни у кого язык не поворачивался вымолвить хоть слово. И тут девушка теряет сознание.

Вячеслав Дмитриевич громко расхохотался, и смех его длился долго.

— И что с ней потом стало? — не выдержав, задала вопрос я.

— Что-что, осмотрели ее, поняли, что жива, только мозг от такой внезапной и большой дозы алкоголя в крови временно отказался функционировать. Дотащили двое пацанов ее на руках до места стоянки, уложили в палатку. Когда очнулась, спросили у нее, как она до такого чуда додумалась. А она отвечает: «Я думала, это все мне!»

На этот раз рассмеялся и Виктор Владимирович, да и я не смогла сдержать улыбку.

— Да, у нас много забавных случаев происходит, — заверил Вячеслав Дмитриевич.

«И даже убийства, — подумала я, — хотя их забавным случаем не назовешь».

— А хотите, анекдот расскажу? — осведомился замдекана.

Вообще Вячеслав Дмитриевич оказался весьма словоохотливым человеком. Всю дорогу он развлекал нас всевозможными байками, поучительными историями, занимательными фактами из жизни и анекдотами. Ну и, конечно, пивом. Которого, кстати, Вячеслав Дмитриевич выпил больше всех. Короче, мы не скучали.

Время пролетело весьма быстро. Для меня даже явилось неожиданностью, когда Вячеслав Дмитриевич сообщил, что мы подъезжаем к платформе станции Тархуны и пора собираться.

Тархуны располагаются километрах в пятидесяти от Тарасова на север. Вроде ненамного севернее, однако разница в температуре мне показалась существенной. Может, сказывался эффект открытой степной местности, где нет защиты от холодных ветров. А ветра здесь были те еще! Я сразу пожалела, что не взяла с собой побольше теплых вещей.

Мы медленно брели вдоль пустынного перрона. Вячеслав Дмитриевич заглянул в одинокий ларек, красовавшийся у края платформы, возле которого ошивалась парочка местных алкашей, купил несколько пачек сигарет и бутылку водки. Потом мы продолжили путь, и по правую сторону от нас не прекращались ряды огороженных забором частных домов поселка Тархуны.

— А далеко до лагеря? — спросила я.

Вячеслав Дмитриевич внимательно посмотрел мне в глаза, улыбнулся. Улыбка его не предвещала ничего хорошего.

— Далеко.

— А все-таки?

— Километров пять.

— Ну, это не так уж и много, — протянула я потускневшим голосом. Средняя скорость ходьбы человека — четыре с половиной километра в час. Я не нагружена, короче, за полтора часа справимся.

— Пять километров по бездорожью, — уточнил Вячеслав Дмитриевич, и я почувствовала, как внутри меня все опустилось. Один мой знакомый, увлекающийся эзотерикой, утверждал, что это нисходящий поток.

Ветер ожесточенно хлестал по лицу. Поселок окончился. Наверняка он был не очень большим, но мне почему-то показалось, что шли мы мимо него почти вечность. Потом мы шагали по шпалам. Ноги то и дело спотыкались о камни. Я пожалела, что не взяла с собой самую старую и негодную обувь, какую только можно найти.

— Чебурашка у Гены спрашивает, — бодро начал очередной анекдот Вячеслав Дмитриевич, — Гена, сколько будет «до хрена»? Гена отвечает: «А ты шагай по шпалам и считай их. Когда ты остановишься и со злостью закричишь „Да ну их на хрен, эти шпалы!“, это будет половина.»

Я поймала себя на том, что уже давным-давно от нечего делать считаю шпалы, и невольно засмеялась. Передвигались мы вдоль железной дороги очень медленно. Замдекана продолжал ораторствовать. «И откуда в нем столько энергии?» — недоуменно крутился у меня в голове вопрос. Время от времени раздавались гудки поездов, и нам приходилось отходить к краю полотна, спускаться в овраг, и оттуда в течение нескольких минут слушать грохот какого-нибудь товарняка, состоящего из бесчисленного количества вагонов, протирать глаза от поднимаемой им пыли, сжав зубы сносить порывы ветра. Все это еще более снижало нашу скорость.

Потом мы свернули и вскоре оказались в совершенно дикой холмистой местности, однообразие которой скрашивали незатейливые желтые и сиреневые степные цветочки.

Шагали мы долго, пока наконец нашему взору не открылась долина, на дне которой произрастали деревья.

— Река Чалымка, — пояснил Вячеслав Дмитриевич. — Еще километра два вдоль русла, и мы на месте.

Дважды по пути мы останавливались отдохнуть. Мужчины во время этих перерывов выпивали. Степное солнце блестело в небе, словно глаз какого-то неведомого существа, но почти не грело.