Я улыбнулась, хотя поводов для улыбок у меня было гораздо меньше, чем, скажем, у того же белобрысого. По крайней мере, так полагал он сам.

– Вот что, – проговорила я, – давайте-ка вызовем сюда молодых людей из ГИБДД, тогда и разберемся, кто куда попал и кому не позавидует МВФ.

– Тогда уж сразу затребуем санкции международного Гаагского суда, – проговорил белобрысый и, достав из кармана небольшой синий футляр, нацепил извлеченные оттуда очки на переносицу и воззрился на меня с оскорбительным, откровенно издевательским интересом.

– Я вижу, что вы получили образование сверх положенных по профилю вашей деятельности пяти классов в десятилетке плюс пяти лет по ходке, – не удержавшись от сарказма, проговорила я.

…По-моему, все очевидно: они вели меня от самого РОВД. Возможно, пара машин. Потому что сомневаюсь, что эта «Нива» успеет за «Фольксвагеном». У нее явно не все в порядке. Поскупились, господин Ольховик – пожадничали подставить под удар джип или «мерс».

Ничего, хватит и помятого крыла «Нивы», чтобы обработать меня согласно полученному заказу.

Интересно, каким образом меня собираются употреблять в пищу – в замоченном, загашенном или в виде отбивной?

– Так эта шалава еще и крысится, – проговорил один из бритого дуэта. В его голосе звучало удивление: вероятно, профессиональный выколачиватель денег из своих меньших (по размеру) братьев и сестер не понимал, как одна женщина может возражать четверым мужчинам.

– В общем, так, – проговорил белобрысый, который, очевидно, был за главного. – Я думаю, вам придется проехать с нами.

– Это куда еще?

– Для решения проблемы долга. И оплаты моральных затрат, – сладко продолжал очкастый.

– А выломанная дверца будет включена в сумму долга? – спросила я.

Белобрысый пожал плечами и произнес:

– В машину эту суку.

И пошел к «Ниве», даже не дожидаясь начала исполнения его приказа.

Толстый рванулся ко мне, и если бы я не выскользнула из зоны досягаемости его внушительного брюха, по-видимому, являющегося главной ударной силой этого молодого человека, то мне пришлось бы плохо: меня просто размазало бы по стойке кузова собственной машины.

Но я успела – я успела броситься влево и в полете врезать толстому под ребра на манер того, как «ножницами» бьют по мячу в падении футболисты.

Участь футбольного мяча, по всей видимости, не вдохновила толстого, потому что он икнул, перегнулся вперед и впечатался лбом в ту самую стойку, тесного контакта с которой я только что избежала.

Двое бритых оказались не такими уж медлительными и громоздкими, как то позволено предполагать, исходя из их бицепсов. Один мгновенно встал в боевую стойку каратиста и попытался достать меня ударом с правой ноги. Второй оказался еще оперативнее: он выхватил из-под куртки пистолет и, направив на меня, заорал:

– Лежать, сука, замочу!

Я подскочила к нему, увернувшись от двух ударов «каратиста», и, подпрыгнув (хорошо, что я была в джинсах, а не в юбке), ударила его ногой в грудь. Парень простонал что-то чудовищное и, вскинув пистолет на уровень моей груди, нажал на курок.

Надо сказать, что одной из особенностей его обращения с оружием было всяческое игнорирование такой существенной детали, как предохранитель. С которого бритый по врожденному малоумию забыл снять пистолет.

Вероятно, Ольховик сильно накачал этих товарищей инструкциями по вопросу того, как нужно со мной обходиться, чтобы не попасть впросак, – иначе стоявший передо мной гоблин не стал бы так волноваться. Но факт остается фактом – выстрела не прозвучало, и я ударила ногой сначала по руке этого идиота с зажатым в ней пистолетом, а потом, когда он раскатисто взвыл и схватился за покалеченную кисть, – под коленную чашечку.

Парень рухнул, как будто его приложили остро отточенной косой.

И у меня еще осталось время, чтобы парировать удар второго лысака, который перестал изображать из себя знатока восточных единоборств и попер на меня в лучших традициях русского кулачного боя.

Но вот уклониться от тычка толстяка, который очухался от удара о стойку и с багровым, оплывающим кровью шрамом на лбу ринулся в атаку, и не успела.

Здоровенная ладонь с короткими пухлыми пальцами, как резак гильотины, рухнула мне на шею. Жестким, как полено, ребром. Ощущение было примерно таким же, как если бы на тебя из окна выбросили цветочный горшок. Например, с карликовой пальмой.

Я рухнула на асфальт, перед глазами полыхнула слепящая белая пелена, и в ту же секунду я почувствовала непереносимую, раздирающую боль в левом боку – вероятно, это «каратист» дождался-таки выигрышной для себя ситуации и пнул меня ногой. Потом еще и еще.

– Да хватит, убьете еще, – где-то там, неизмеримо далеко, прозвучал ленивый голос белобрысого, и грубые руки легко оторвали меня от земли и поволокли.

Будоражащий визг и скрежет тормозов ворвался откуда-то извне, из другого мира – словно в этом мире были только эти четверо, их покалеченная машина и я… наедине со своей болью и с холодной, расчетливой ненавистью белобрысого.