Шрифт:
Я:
– Ладно, дам. Только пойдем потом со мной гулять? Куда ты хочешь?
Она хвать записку – и на кухню. Я стою жду. Лук в прихожей висит. Из чьих-то рогов сделанный. Из него, значит, она стреляет. Я тетиву потрогал – как басовая струна у гитары, она зазвучала. Интересно…
Возвращается.
Я:
– Ну что? Пойдем?
Она вздыхает:
– Пойдем…
Мы оделись и вышли. Небо серое, все в плащах, держат зонты на изготовку: а вдруг дождь начнется? И Китайская Кошка в прозрачном плаще навстречу со скрипкой, а на голове гигантский розовый бант.
– Тебе записка, – говорю.
– От кого?
– Прочтешь – узнаешь.
Китайская Кошка развернула записку.
Мы пошли вперед, а Китайская Кошка записку на мелкие кусочки стала рвать. Эти клочки мимо нас, как белые листья, пронеслись.
Инга закусила губу.
– Зачем Кошка такой дурацкий бант нацепила? – спрашиваю.
Инга молчит.
С Ингой прогулка не получилась. Она молчала, а одному говорить скучно. Только когда разговор заходил про Рериха, она оживлялась. Но все время говорить про Рериха неинтересно. Я рассказал, как он за натурщицами подсматривал, а Инга только улыбнулась.
Не получилась у нас прогулка.
В этот день много чего произошло. Вернулся я домой, мама говорит:
– Новость. Оля Шаргородская не поступила в музыкальное училище. Столько денег репетиторам платили – и всё на ветер…
Я зашел к Китайской Кошке. Она сидит на табуретке – глаза сухие. Китаец на стене приуныл, и круглая кошка никуда не собирается лететь.
– Не приняли? – спрашиваю.
– Не приняли. Ну а как вы погуляли?
– Плохо.
– Чего же так?
– Не знаю.
– Ясно. А про меня говорили, что я в группе самая талантливая…
– Не расстраивайся. Если говорят, что самая талантливая, на будущий год поступишь, – утешаю: все-таки с детства друг друга знаем.
– Хватит, – устало сказала она. – Дай скрипку…
Я принес. Она взяла, погладила ее.
– Этот дурак под окном стоит?
– Рерих? – Я подошел к окну. – Стоит.
Тут она вдруг сорвала с головы бант, швырнула его на пол, схватила скрипку и выбросила ее в окно.
Я своим глазам не поверил. За скрипкой – пюпитр. Зазвенел на асфальте, как брошенная шпага.
Скрипка выпрыгнула из футляра и поскакала по лужам. Тренькнули печально струны.
А под окном Рерих стоял.
– Ура! – закричал он, увидев, как скрипка из окна упала. Дурак, не понял даже, что она могла ему на голову свалиться. – Ура! – закричал он. – Теперь все по-старому будет!
Китайская Кошка высунулась из окна.
– Подбери! Подбери мою скрипку! – кричит.
Рерих не обращает внимания. Орут каждый свое.
Я выхожу в прихожую, набираю Ингин номер.
– Это я, – говорю. – Посмотри в окно, что делается. Пойдем в кино, а? На семь двадцать в «Дружбу» успеем…
Она бросает трубку.
Я снова набираю.
– Ты мне противен! – говорит Инга.
Китайская Кошка спускается во двор и скрипку поднимает.
– Скрипочка моя раненая!.. – прижимает ее к себе и плачет так, что люди из окон высовываются.
Рерих рядом стоит и футляр держит. В луже папка с рисунками валяется. Ветер рисунки из папки вытаскивает, раскладывает на асфальте, приглашает на выставку. Только рисунки быстро намокают, и не разобрать, что там нарисовано.
Инга из окна на это смотрит: на Кошку со скрипкой, на Рериха с футляром, на рисунки – и тоже, по-видимому, плачет. Впрочем, я этого не вижу и поэтому со стопроцентной уверенностью сказать не могу.
Да… Все пошло шиворот-навыворот с тех пор, как Китайская Кошка начала играть на скрипке…
Афалина
Ровно в половине восьмого выходит она из дому, стучит каблуками по лестнице, пинает мусорные бачки, насвистывает что-то модное и смотрит, не появилось ли на стенах новых надписей.
Занятия в школе начинаются в половине девятого, идти до школы десять минут, а она вот уже целую неделю выходит на час раньше. «Чтобы голова была ясная», – говорит она бабушке. Ее родители в это время спят, и только дверь в спальню тихо ходит туда-сюда из-за сквозняка. Круглый год ее мама и папа не закрывают в спальне форточку.
Она идет по двору и знает, что если оглянется на свое окно, то увидит бабушку, которая робко помашет ей рукой. Седьмой год бабушка провожает и встречает ее, и ей трудно представить себе внучку за партой. Гораздо легче – на маленьком троне с крохотной игрушечной короной на голове.