— Есть кто?

Мне ответило эхо.

Сил больше не было.

Я осторожно направился внутрь. Луч фонарика выхватил из темноты какую-то старую тряпку — штору, что ли, — и я поднял её с земли. К ней пристала грязь, но я постарался, как мог, очистить её и отряхнуть.

По спине до сих пор стекал пот, и я задрожал в холодном ночном воздухе.

Я добрался до пикапа и открыл дверь. Внутри меня ждало длинное трёхместное сиденье, и я, улыбнувшись, прыгнул за руль. Пристроив рюкзак вместо подушки, я закрыл дверь и лёг на сиденье, обернувшись шторой.

Что-то впилось в кармане. Мезуза Бородиных. Я достал её, приподнялся на локте и сунул в ржавую дыру на двери.

Я улыбнулся. Чем не вход?

Стоило положить голову на рюкзак, как я провалился в сон.

За мостом над верхушками деревьев показался монумент Вашингтона. Я проснулся утром закоченевший от холода и с пересохшим горлом. Допив почти все свои остатки воды и доев арахис, я вернулся на дорогу. Только у выхода из сарая я вспомнил о мезузе и вернулся за ней.

Чем ближе к Вашингтону, тем больше попадалось навстречу заправок и магазинчиков. Почти все были пустыми, но перед одной из заправок стояли машины, и я, не сумев пересилить любопытства, подошёл ближе. На полках внутри ничего не было, но мужчина за прилавком сказал мне, что завтра уже привезут топливо.

Он набрал воды в мои бутылки и, когда я уже собирался уходить, предложил мне свой бутерброд — скорее всего, весь его обед. Я поблагодарил его и, почти не жуя, проглотил. Он сказал, что мне нечего искать в Вашингтоне, не стоит туда идти, безопаснее оставаться за городом.

Я снова его поблагодарил и пошёл дальше.

Теперь, вблизи от Вашингтона, я медленно брёл вместе с остальными по правой полосе трассы.

Наступил полдень.

Справа от меня в серое небо возносились офисные центры, брошенные краны и строительные машины, а слева корчились голые деревья, которые обвивал зелёный плющ. Впереди показались знаки: прямо — к мосту Рузвельта, направо — к Пентагону и Арлингтону.

Я почти дошёл. Чем сейчас заняты в Пентагоне? Он был совсем рядом, буквально в паре километров. Есть ли у них план? Посылают ли они солдат отважно защищать нашу родину?

Я никогда в жизни не проявлял отваги, не совершал подвигов. Мужественно ли это? Пройти девяносто километров, не зная, что тебя ждёт в конце пути?

Меня подтолкнул к этому страх, но оставить Люка и Лорен одних было куда страшнее.

Я шёл среди растущей толпы, по обочине между высокими стенами, по которым змеились стебли плюща. Целый поток беженцев двигался через Фэрфакс, Октон и Вьенну. Меня заставляла двигаться любовь к Люку и Лорен. Только она помогала преодолевать боль и переставлять ноги, одну за другой, шаг за шагом.

И к ней присоединялся гнев.

Раньше меня заботило только одно — как нам выжить. Но теперь, когда передо мной уже виднелся Вашингтон, когда близился конец всем мучениям, я был твёрдо убеждён — кто-то должен за всё ответить. Кто-то заплатит за все беды, выпавшие моей семье.

Я пересёк по мосту реку Потомак. Уровень воды упал из-за отлива, в небе кружились чайки.

Впереди, над деревьями, возвышался монумент Вашингтона. Я последовал за всеми по авеню Конституции. На дороге были возведены баррикады, отгораживающие мемориал Линкольна, создавая путь для идущих в город.

Нас хотели куда-то завести.

Начался лёгкий дождь. Низкие тяжёлые тучи скрыли солнце. По дороге сновали машины, военные джипы. Я едва удержался, чтобы не остановить один из них.

Кто ради меня остановится? Я был одним из множества оборванцев, одиноко бредущих под дождём. И у меня была совсем другая цель. Нужно было лишь пройти ещё пять километров.

Передо мной предстали знакомые по открыткам и фотографиям здания. Впереди, едва видимый за стволами деревьев, показался Белый дом, а дальше за ним — крыши Смитсоновского института.

Но справа от меня длинную национальную аллею — полосу газона от мемориала Линкольна до самого Капитолия — отгораживали высокие заборы с мотками колючей проволоки наверху.

Заборы закрывали полотна брезента, но я видел сквозь щели, что внутри кипит активная деятельность. Что они там прячут?

На перекрёстках стояли полицейские и регулировали движение. Вдоль Музея естественной истории, который располагался на полосе Национальной аллеи, были возведены строительные леса.

Я хотел увидеть, что же там за забором, и отошёл к обочине. Убедившись, что на меня никто не смотрит, я пролез под леса.