Женщина лет сорока, хорошо сложенная, хотя и слегка полноватая в бедрах, машинально отметил Мартен. Она выглядела неухоженной, ноги давно не бриты, а лак на ногтях рук и ног облупился. Если ты в бегах, сложно следить за собой. Это лицо он уже видел на экране монитора, только сейчас оно выглядело более опухшим и усталым.

Потасовка не вызвала никакой реакции на втором этаже. Может, им повезло и Янкелевич еще спит. Тем не менее Мартен оставался настороже и вынул свой пистолет, пока Перрон орудовал за его спиной.

Воспользовавшись скотчем, он связал жене руки, потом щиколотки, после чего согнул ноги в коленях, завел их назад и нейлоновой веревкой привязал запястья к щиколоткам.

Она заворчала и окончательно пришла в себя. Перрон зажал ей рот неповрежденной рукой.

– Крикнешь или будешь кусаться, и я тебя снова вырублю, – шепотом пригрозил он. – Этот наверху?

Она уставилась на него глазами полными бессильной ярости, не шевелясь и машинально пытаясь высвободиться из пут.

– Понял, он наверху, – кивнул Перрон. – Спасибо, дорогая. Не старайся, только сделаешь себе больно, и это все, чего ты добьешься.

– Слишком сильно жмет, – прошептала она.

Он похлопал ее по щеке:

– Для того и сделано. Открой рот, пожалуйста.

Она напряглась и сжала губы.

– Ну, как знаешь, – Перрон порылся в кармане, – я бы предпочел этого избежать.

Мартен с беспокойством наблюдал за тем, как Перрон вытаскивает из кармана шприц.

– Нет, пожалуйста, – простонала Жослин, – только не это.

Он подождал. Она открыла рот. Он засунул в него носок, а потом заклеил скотчем. Тошнота подкатила к ее горлу, глаза наполнились слезами.

– Дышите носом, – посоветовал Мартен.

Перрон проверил, может ли она дышать. Мартен снял чехол с кресла и накрыл ей ноги.

– Будь умницей, и все быстро закончится, – шепнул Перрон жене на ухо. – Советую не шевелиться, и все будет хорошо.

Он снял ботинки и носки и взял пистолет.

Необходимость действовать преобразила его. Он казался хладнокровным и уверенным в себе. Это был его день.

– Я спокойно подымусь по лестнице, как будто это она возвращается из сортира, – сказал он. – Как только окажусь наверху, спрячусь за дверью спальни и подам вам знак. Тогда вы тоже подниметесь. Если он проснется и попытается сделать какую-нибудь глупость, я его пришью.

Простой и безупречный план. Мартен кивнул.

Перрон покинул маленькую гостиную и пошел в туалет.

Там он спустил воду, потом вышел и направился к лестнице. Он поднимался по ней медленно, почти неуверенно, держа пистолет дулом кверху. Свое помповое ружье он оставил в кухне.

На узкой лестничной площадке Перрон остановился и посмотрел вверх, на второй пролет. И вдруг его лицо взорвалось в ужасающем грохоте выстрела. Мартен инстинктивно сжался, втянув голову в плечи.

Тело тяжело скатилось по лестнице и приземлилось на плитках вестибюля.

У Перрона больше не было лица, и он почти лишился головы. Кровь текла вперемешку с осколками костей и клочками плоти, которые когда-то были человеческим лицом.

Чтобы не видеть этого, Жослин зажмурилась так крепко, что ее лицо превратилось в маску страдания.

Воздух наполнился запахом пороха и крови.

– Стерва! – завопил мужской голос с сильным югославским акцентом, разбавленным средиземноморским. – Ты меня предала! Так я и знал! Тварь! Грязная сука! Но тебе не спасти свою задницу!

Жослин напряглась, изо всех сил, стараясь издать хоть какой-нибудь звук. Ее лицо приобрело отвратительный фиолетовый оттенок.

Мартен перекатился к ней, сорвал скотч, вытащил носок, мешавший ей дышать. Она закашлялась, сплюнула и завопила:

– Нет! Нет!

– Шлюха! – снова заорал Янкелевич. – Ты позвала своего мужа, да? Я знал, что ты меня продашь! Мерзкая шлюха! Я тебя убью! Я тебя убью!

Растянувшись на полу маленькой гостиной, Мартен оперся на локти, поднял пистолет и постарался успокоить дыхание. Он целился в левый край двери, туда, где должен был появиться мужчина.