– Я не знаю и не хочу знать иной жизни, кроме монастырской, – произнесла девушка тоном, в котором звучала неприкрытая враждебность. – Я никуда не поеду!

Пауль Торн развел руками. Он привык командовать на суше и на море, распоряжаться большими деньгами, заключать торговые сделки, воевать с конкурентами. Он отличался жесткой деловой хваткой и умел идти напролом, но в то же время обладал грубоватой хитростью, свойственной простолюдинам. Но как вести себя здесь, в этой скромной приемной, на глазах у безмолвной монахини, как говорить с дочерью, которая не казалась ни послушной, ни кроткой и говорила так, будто за ее спиной стояло невидимое грозное воинство, он не знал. Он отдал Катарину в монастырь, дабы дочь стала добродетельной, смиренной, покорной, а вовсе не затем, чтобы она обрела непонятную и ненужную духовную закалку.

– Конечно, многое будет тебе в диковинку. Не пугайся. Кстати, теперь у тебя есть младшие брат и сестра.

– Я рада, – сдержанно произнесла Катарина, глядя прямо перед собой.

– Надеюсь, тебя порадует предстоящая свадьба! Твой жених уехал в Испанию, чтобы уладить кое-какие дела с наследством, иначе он тоже пришел бы на тебя взглянуть! К сожалению, он не богат, но у него есть имя, а я дам за тобой хорошее приданое. Сейчас в нашей стране далеко не все любят испанцев, да и за что их любить, когда они душат нас налогами. И все-таки я считаю необходимым поддерживать с ними хорошие отношения. Испания – это сила и власть, и следует помнить…

– Я не выйду из монастыря, я приму постриг, – неожиданно прервала отца Катарина. – Таково мое решение!

Пауль Торн нахмурился. Он не привык, чтобы с ним разговаривали в столь пренебрежительном тоне. И все же он чувствовал свою вину, потому сменил гнев и угрозы на притворную мягкость и льстивые увещевания.

– Полно, Кэти! Что такое ты говоришь! Ты, верно, думаешь, что я выдаю тебя замуж за старика или урода? Нет, твой жених молод и хорош собой! Ты будешь называться сеньорой Монкада! У тебя будут нарядные платья, экипаж и прислуга! Ни одна женщина не может отказаться от этого!

Катарина встрепенулась и широко раскрыла глаза. Монкада?! Что это – совпадение?! Фамилия как у приора! Возможно, многие испанцы носят такую фамилию? Этого девушка не знала.

Она не позволила себе слишком долго размышлять об этом и твердо произнесла:

– Это мирское. А я люблю Небо. И вовсе не собираюсь окунаться в порок и суету.

– Ладно, – раздраженно проговорил Пауль Торн, сжимая в руках шляпу. – Я понял. Думаю, пройдет время, и все наносное развеется, как пыль. – Он встал и кивнул монахине. – Я хочу поговорить с настоятельницей.

Его тон не допускал возражений, но монахини подчинялись своим правилам и законам. Отворив дверь и выпустив из приемной Катарину, сестра безмолвно выскользнула следом, оставив Пауля Торна наедине с его мыслями и сомнениями.

Настоятельница приняла Пауля примерно через час – к тому времени он окончательно потерял терпение. Она сидела все в том же кресле и все так же перебирала четки. Взглянув на величественное лицо аббатисы, Пауль Торн понял, что никогда не сможет постичь, где проходит та узкая и неопределенная грань, которая разделяет два мира, и в то же время всегда будет явственно ощущать, что она существует.

Отец Катарины откашлялся. Он стоял, не решаясь сесть без приглашения, а настоятельница молчала.

– Вы побеседовали с дочерью? – наконец спросила она.

– Да, матушка, – смиренно отвечал Пауль, в душе проклиная монастырь и его порядки.

– Вы остались довольны?

– Вовсе нет! Она только и знала, что перечить мне! Я думал, здесь в девицах воспитывают смирение и кротость, но не тут-то было! А главное, в ней не чувствуется никакой набожности – она молола всю эту чушь из чистого упрямства!

Настоятельница несколько раз моргнула и крепче сжала губы. Поняв, что сболтнул лишнее, Пауль снова сжал в руках и без того изрядно помятую шляпу. К счастью, настоятельница предпочла промолчать.

– Не думаете ли вы, – произнесла она через некоторое время, – что вам следовало бы навещать дочь хотя бы раз в год?

– Наверное, да, – вздохнув, сказал Пауль, – я не приезжал именно потому, что не был уверен в правильности своего решения. Теперь я пришел, чтобы вернуть ей все сполна. Я предложил Кэти другую, новую, интересную жизнь. А она… Скажите, какая нормальная женщина откажется от возможности иметь мужа и детей?!

Настоятельница сделала вид, что не заметила очередной бестактности. Она медленно, с расстановкой, сказала, не глядя на стоящего перед ней Пауля:

– Есть вещи – мгновения, чувства, слова, – которые невозможно вернуть. И потом, если вы хотите что-либо внушить юной девушке, никогда не говорите ей о выгоде.

Таким образом, Пауль узнал, что содержание их с Катариной беседы уже известно аббатисе.

– Разве вы хотите, матушка, чтобы моя дочь стала монахиней?

Подумав, настоятельница все так же медленно произнесла: