Великие поэты мира: Иннокентий Анненский
вернуться

Анненский Иннокентий Федорович
Шрифт:

3

Дочь Иаира

Слабы травы, белы плиты,И звонит победно медь:«Голубые льды разбиты,И они должны сгореть!» Точно кружит солнце, зимнийДолгий плен свой позабыв;Только мне в пасхальном гимнеСмерти слышится призыв. Ведь под снегом сердце билось,Там тянулась жизни нить:Ту алмазную застылостьНадо было разбудить… Для чего ж с контуров нежной,Непорочной красотыГрубо сорван саван снежный,Жечь зачем ее цветы? Для чего так сине пламя,Раскаленность так бела,И, гудя, с колоколамиСлили звон колокола? Тот, грехи подъявший мира,Осушавший реки слез,Так ли дочерь ИаираПоднял некогда Христос? Не мигнул фитиль горящий,Не зазыбил ветер ткань…Подошел Спаситель к спящейИ сказал ей тихо: «Встань».

Трилистник вагонный

1

Тоска вокзала

О, канун вечных будней,Скуки липкое жало…В пыльном зное полуднейГул и краска вокзала…. Полумертвые мухиНа забитом киоске,На пролитой известкеСлепы, жадны и глухи. Флаг линяло-зеленый,Пара белые взрывы,И трубы отдаленнойБез отзыва призывы. И эмблема разлукиВ обманувшем свиданьи —Кондуктор однорукийУ часов в ожиданьи… Есть ли что-нибудь нудней,Чем недвижная точка,Чем дрожанье полуднейНад дремотой листочка… Что-нибудь, но не это…Подползай – ты обязан;Как ты жарок, измазан,Всё равно – ты не это! Уничтожиться, канувВ этот омут безликий,Прямо в одурь диванов,В полосатые тики!..

2

В вагоне

Довольно дел, довольно слов,Побудем молча, без улыбок,Снежит из низких облаков,А горний свет уныл и зыбок. В непостижимой им борьбеМятутся черные ракиты.«До завтра, – говорю тебе, —Сегодня мы с тобою квиты». Хочу, не грезя, не моля,Пускай безмерно виноватый,Глядеть на белые поляЧерез стекло с налипшей ватой. А ты красуйся, ты – гори…Ты уверяй, что ты простила,Гори полоской той зари,Вокруг которой всё застыло.

3

Зимний поезд

Снегов немую чернотуПрожгло два глаза из тумана,И дым остался на летуГорящим золотом фонтана. Я знаю – пышущий дракон,Весь занесен пушистым снегом.Сейчас порвет мятежным бегомЗавороженной дали сон. А с ним, усталые рабы,Обречены холодной яме,Влачатся тяжкие гробы,Скрипя и лязгая цепями, Пока с разбитым фонарем,Наполовину притушенным,Среди кошмара дум и дремПроходит Полночь по вагонам. Она – как призрачный монах,И чем ее дозоры глуше,Тем больше чада в черных снах,И затеканий, и удуший; Тем больше слов, как бы не слов,Тем отвратительней дыханье,И запрокинутых головВ подушках красных колыханье. Как вор, наметивший карман,Она тиха, пока мы живы,Лишь молча точит свой дурманДа тушит черные наплывы. А снизу стук, а сбоку гул,Да всё бесцельней, безымянней…И мерзок тем, кто не заснул,Хаос полусуществований! Но тает ночь… И дряхл и сед,Еще вчера Закат осенний,Приподнимается РассветС одра его томившей Тени. Забывшим за ночь свой недугВ глаза опять глядит терзанье,И дребезжит сильнее стук,Дробя налеты обмерзанья. Пары желтеющей стенойЗагородили красный пламень,И стойко должен зуб больнойПерегрызать холодный камень.

Трилистник бумажный

1

Спутнице

Как чисто гаснут небеса,Какою прихотью ажурнойУходят дальние лесаВ ту высь, что знали мы лазурной… В твоих глазах упрека нет:Ты туч закатных догораньеИ сизо-розовый отсветВстречаешь, как воспоминанье. Но я тоски не поборю:В пустыне выжженного небаЯ вижу мертвую зарюИз незакатного Эреба. Уйдем… Мне более невмочьЗастылость этих четких линийИ этот свод картонно-синий…Пусть будет солнце или ночь!..

2

Неживая

На бумаге синей,Грубо, грубо синей,Но в тончайшей сетке,Разметались ветки,Ветки-паутинки.А по веткам иней,Самоцветный иней,Точно сахаринки…По бумаге синейРазметались ветки,Слезы были едки.Бедная тростинка,Милая тростинка,И чего хлопочет?Всё уверить хочет,Что она живая,Что, изнемогая —(Полно, дорогая!) —И она ждет мая,Ветреных объятийИ зеленых платьев,Засыпать под сказкиСоловьиной ласки,И проснуться, щуряЗаспанные глазкиОт огня лазури.На бумаге синей,Грубо, грубо синейРазметались ветки,Ветки-паутинки.Заморозил инейУ сухой тростинкиНа бумаге синейВсе ее слезинки.

3

Офорт

Гул печальный и дрожащийНе разлился – и застыл…Над серебряною чащейАлый дым и темный пыл. А вдали рисунок четкий —Леса синие верхи,Как на меди крепкой водкойПроведенные штрихи. Ясен путь, да страшен жребий,Застывая, онеметь, —И по мертвом солнце в небеСтонет раненая медь. Неподвижно в кольца дымаЧерной думы врезан дым…И она была язвима —Только ядом долгих зим.

Трилистник в парке

1

<Я на дне>

Я на дне, я печальный обломок,Надо мной зеленеет вода.Из тяжелых стеклянных потемокНет путей никому, никуда… Помню небо, зигзаги полета,Белый мрамор, под ним водоем,Помню дым от струи водомета,Весь изнизанный синим огнем… Если ж верить тем шепотам бреда,Что томят мой постылый покой,Там тоскует по мне АндромедаС искалеченной белой рукой. 20 мая <1906> Вологда