Великие поэты мира: Иннокентий Анненский
вернуться

Анненский Иннокентий Федорович
Шрифт:

Для чего, когда сны изменили…

Для чего, когда сны изменили,Так полны обольщений слова?Для чего на забытой могилеЗеленей и шумнее трава? Для чего эти лунные выси,Если сад мой и темен и нем?..Завитки ее кос развилися,Я дыханье их слышу… зачем? 1902

Кэк-уок на цимбалах

Молоточков лапки цепки,Да гвоздочков шапки крепки,Что не раз их,Пустоплясых,Там позастревало. Молоточки топотали,Мимо точки попадали,Что ни мах,На струнахКак и не бывало. Пали звоны топотом, топотом,Стали звоны ропотом, ропотом,То сзываясь,То срываясь,То дробя кристалл. В струнах, полных холода, холода,Пели волны молодо, молодо,И буруномГул по струнамСледом пролетал. С звуками кэк-уока,Ожидая мокка,о мгновенье окаЧто мы не съедим…И Махмет-Мамаям,Ни зимой, ни маемНами не внимаем,Он необходим. Молоточков цепки лапки,Да гвоздочков крепки шапки,Что не раз их,Пустоплясых,Там позастревало. Молоточки налетают,Мало в точки попадают,Мах да мах,Жизни… ах,Как и не бывало. <Осень 1904>

На северном берегу

Бледнеет даль. Уж вот он – день разлуки,Я звал его, а сердцу всё грустней…Что видел здесь я, кроме зла и муки,Но всё простил я тихости теней. Всё небесам в холодном их разливе,Лазури их прозрачной, как недуг,И той меж ив седой и чахлой иве —Товарищам непоправимых мук. И грустно мне, не потому, что беденНаш пыльный сад, что выжжены листы,Что вечер здесь так утомленно бледен,Так мертвы безуханные цветы, А потому, что море плещет с шумом,И синевой бездонны небеса,Что будет там моим закатным думамНевмоготу их властная краса… <1904>

Черное море

Простимся, море… В путь пора.И ты не то уж: всё корочеТвои жемчужные утра,Длинней тоскующие ночи, Всё дольше тает твой туман,Где всё белей и выше гребни,Но далей красочный обманНе будет, он уж был волшебней. И тщетно вихри по тебеРоятся с яростью звериной,Всё безучастней к их борьбеТвои тяжелые глубины. Тоска ли там или любовь,Но бурям чуждые безмолвны,И к нам из емких береговУйти твои не властны волны. Суровым отблеском ножаСверкнешь ли, пеной обдавая, —Нет! Ты не символ мятежа,Ты – Смерти чаша пировая. <1904>

Солнечный сонет

Под стоны тяжкие метелиЯ думал – ночи нет конца:Таких порывов не терпелиНаш дуб и тополь месяца. Но солнце брызнуло с постелиСнопом огня и багреца,И вмиг у моря просветлелиМорщины древнего лица… И пусть, как ночью, ветер рыщет,И так же рвет, и так же свищет, —Уж он не в гневе божество. Кошмары ночи так далёки,Что пыльный хищник на припеке —Шалун и больше ничего. <1904>

В ароматном краю в этот день голубой…

В ароматном краю в этот день голубойПесня близко: и дразнит, и вьется;Но о том не спою, что мне шепчет прибой,Что вокруг и цветет, и смеется. Я не трону весны – я цветы берегу,Мотылькам сберегаю их пыль я,Миг покоя волны на морском берегуИ ладьям их далекие крылья. А еще потому, что в сияньи сильнейИ люблю я сильнее в разлукеПолусвет-полутьму наших северных дней,Недосказанность песни и муки… <1904>

Братские могилы

Волны тяжки и свинцовы,Кажет темным белый камень,И кует земле оковыПозабытый небом пламень. Облака повисли с высей,Помутнелы – ослабелы,Точно кисти в кипарисеНад могилой сизо-белы. Воздух мягкий, но без силы,Ели, мшистые каменья…Это – братские могилы,И полней уж нет забвенья. 1904 Севастополь

Сирень на камне

Клубятся тучи сизоцветно.Мой путь далек, мой путь уныл.А даль так мутно-безответнаИз края серого могил. Вот кем-то врезан крест замшенныйВ плите надгробной, и, как тень,Сквозь камень, Лазарь воскрешенный,Пробилась чахлая сирень. Листы пожёлкли, обгорели…То гнет ли неба, камня ль гнет, —Но говорят, что и в апрелеСирень могилы не цветет. Да и зачем? Цветы так зыбки,Так нежны в холоде плиты,И лег бы тенью свет улыбкиНа изможденные черты. А в стражах бледного ЭребаОкаменело столько мук…Роса, и та для них недуг,И смерть их – голубое небо. Уж вечер близко. И путиПередо мной еще так много,Но просто силы нет сойтиС завороженного порога. И жизни ль дерзостный побег,Плита ль пробитая жалка мне, —Дрожат листы кустов-калек,Темнее крест на старом камне. <1904>

Опять в дороге

Луну сегодня высиУпрятали в туман…Поди-ка, подивися,Как щит ее медян. И поневоле сердцуТак жутко моему…Эх, распахнуть бы дверцуДа в лунную тюрьму! К тюрьме той посплывалисьНе тучи – острова,И все оторочалисьВ златые кружева. Лишь дымы без отрадыИ устали бегут:Они проезжим рады,Отсталых стерегут, Где тени стали ложныПо вымершим лесам…Была ль то ночь тревожнаИль я – не знаю сам…Раздышки всё короче,Ухабы тяжелы…А в дыме зимней ночиСлилися все углы… По ведьминой рубахеТоскливо бродит тень,И нарастают страхи,Как тучи в жаркий день. Кибитка всё кривее…Что ж это там растет?«Эй, дядя, поживее!»– «Да человек идет… Без шапки, без лаптишек,Лицо-то в кулачок,А будто из парнишек…»– «Что это – дурачок?» – «Так точно, он – дурашный…Куда ведь забрался,Такой у нас бесстрашныйОн, барин, задался. Здоров ходить. Морозы,А нипочем ему…»И стыдно стало грезыТут сердцу моему. Так стыдно стало страхуОт скраденной луны,Что ведьмину рубахуУбрали с пелены…Куда ушла усталость,И робость, и тоска…Была ли это жалостьК судьбишке дурака, — Как знать?.. Луна высокоВзошла – так хороша,Была не одинокаТеперь моя душа… 30 марта 1906 Вологодский поезд