– Ты случайно снова не отравилась?

– Нет.
– Посерьезнела я.
– Я, это, навеселе. А вот раньше походу меня как-то, это, неправильно пытались спаивать.

– Ты все ещё трепишься?
– К моему удивлению Денис по-прежнему был в состоянии держаться на ногах. Может и мне попробовать?

– Да. Тут у некоторых нервы разыгрались.

– Рина, прекрати говорить глупости и иди спать.
– Я скорчила рожу и набрала в грудь воздух для красочного ответа, но меня перебили.

– А что у меня есть!?
– Расплылся в улыбке мой собутыльник, доставая очередную бутылку с каким-то коричневым пойлом.

– Рина! Иди в свой номер!

– О! Ну это меняет дело. Иди-ка сюда, где-то тот у меня этот, как его, завалялся.
– Оглядывалась я в поисках своего стакана.

– Да ну всю эту фигню, давай так.
– Денис решил отпить из горла, но я его остановила.

– Э-э. Нефига мне туда слюни пускать. Я брезгливая. А. Нашла. Держи.

– Рина! Немедленно иди в свой номер! Одна!
– Орал в трубку Эдвард.

– В греческом зале, в греческом зале.
– Закатила я глаза, пытаясь настроиться на нужную мысль.

– Что?
– Эдвард окончательно перестал понимать, что я несу.

– Что-что, хи-хи, мышь белая.

– Какая мышь? Что с тобой?
– Его рассерженный голос вызывал у меня бурю веселья.

– Откуда я знаю, какая, ты наверно. Звучит так прикольно, хи-хи. Ик. Ой! Пардон.

– Ты в своей гостинице?

– Мы в своей гостинице?
– Уточнила я у собутыльника.

– Не.
– Серьезно ответил он.
– В америкосовской.

– Слышал?
– Спросила я Эдварда.
– Мы в америкосвской.

– В каком номере?

– Да не знаю я. Чё ты пристал?

– Я тебя заберу.

– Ой, да ладно тебе выпендриваться. За мной и без тебя есть, кому присматривать.
– Денис зажал рот ладонью, но истерический смех смёл эту преграду.

– Я уже еду.

– Знаешь. Ик. Пардон. У меня возникла хорошая мысль. Слушай внимательно. Можешь даже записать. Для начала возьми корень валерьяна. Лучше его, конечно, помыть и почистить, но я на эту тему не напрягалась. Потом меленько так его нарезаешь. Хотя крупно тоже можно. И заливаешь одним литров воды. Это важно. Можно для вкуса кинуть зверобой. Не тот, который зверя бьет, а тот который травка. Короче, это пойло, то есть зелье, нет, настойка.

– Настой.
– Снова заржал Денис.
– Настойка, это на спирту.

– Изыди змей зелёный, я и от чертей-то отбиваться не успеваю. Хи-хи! Так о чём это я. Ах, да Солнце! В общем, оно, ну, то о чём я говорила должно прокипеть, а когда остынет до приемлемой для тебя температуры, выпей все в кратчайший срок. На себе прошлой зимой проверяла - вещь потрясная. Первый стакан, конечно, ели влила, а потом втянулась. Только вот Карлайла далеко не отпускай, а то меня потом Келла в чувства приводила. Хи-хи. Сказала, что даже для такой кровопийцы, как я литр настоя перебор.

– Что ты несешь?

– Выдаю сокровенные рецепты. Короче выпей успокоительного и сиди дома. Мне тут твоя пресная рожа, только настроение портить будет.

С этими словами я повесила трубку и залпом осушала стакан. Мир пошатнулся, но устоял.

– Что это за бгырыз?
– Хрипло спросила, пытаясь промаргаться.

– Это не брага, а виски. Держи лимончик. Хотя одна ... как ты это говоришь? Гхр...

– Гхырня. Хотя это самый настоящий бгырыз. Наливай.

– Я смотрю это хмырь тебя расстроил?

– Хочет приехать, что бы оттащить меня в мой номер.

– А далеко ему ехать.

– Мне часа четыре, значит, этот бешеный вагурц часа за полтора доберётся.

– А что, у этого бешеного огурца вертолет есть?

– Нет. У него нет инстинкта самосохранения, вот, он и гоняет на бешеной скорости.

– Тогда пусть едет, через полтора часа у нас как раз все кончится, и пошлем гонца за добавкой.

– Это он скорее тебя пошлет до Москвы прямым рейсом.

– А такие бывают?

– Будет, только вот посадка будет аварийная и кормить не будут.

– Почему?

– Так стюардессу же он следом швырять не будет. Разве, что меня, чтобы глаза не мозолила.

– Вряд ли. Знаешь, не каждый парень попрется в середине ночи за столько километров, только для того, что бы перевести девушку из одного номера в другой. Такая забота просто так не появляется.

– Да пошел он со своей заботой.

– Все-таки ты к нему ещё не ровно дышишь.

– От любви до ненависти один шаг, я его уже сделала. А заботится он обо мне только из своего паршивого чувства долго.