И этот безоговорочный авторитет в области теории судебных экспертиз был не только не выслушан судьей Виктором Данилкиным, а фактически признан им некомпетентным! Произошло это так.

В связи с обращением защиты Елена Российская и ее коллега Алексей Савицкий изучили одну из судебных экспертиз, проведенных по заданию следствия по нефтяной тематике. В итоге они пришли к выводу, что данное заключение не является однозначным, не обладает необходимой научной и методической обоснованностью, не соответствует требованиям, предъявляемым теорией и практикой судебной экспертизы к такого рода документам. Естественно, возникла необходимость, чтобы указанный вывод был доведен до сведения суда, и защита заявила ходатайство о допросе Российской. Против этого сразу же выступил прокурор Лахтин, чей отвод специалисту тут же удовлетворил суд. Абсолютно не интересуясь результатами проведенного исследования экспертизы, судья Данилкин провозгласил: «Суд считает, что Российская Е.Р. не обладает необходимыми специальными познаниями для разрешения существенных вопросов по настоящему уголовному делу, что исключает возможность ее – Российской Е.Р., участия в качестве специалиста».

Интересно, что устами Валерия Лахтина одна из претензий к профессору Елене Российской была заявлена в том, что она не является специалистом в области экономики. Когда же на следующий день после изгнания корифея в теории судебных экспертиз перед участниками процесса предстал ее коллега Алексей Савицкий – специалист в области бухгалтерского учета, аудита и финансово-кредитных отношений, кандидат экономических наук, доцент и аттестованный аудитор, и для него нашлась ложка дегтя у прокуроро-судебных единомышленников: он был признан не обладающим правом оценивать судебные экспертизы и потому не владеющим специальными знаниями.

В то же время известны неединичные случаи, когда экспертные заключения, явно затрагивавшие правовые аспекты рассматривавшейся ситуации, принимались судами, правда, лишь по инициативе стороны обвинения. Тот же судья Данилкин не имел никаких претензий к следователям, когда они по эпизоду, квалифицированному как хищение акций дочерних предприятий ОАО «ВНК», задавали экспертам вопросы, звучавшие так: «Соблюдены ли оценщиками ЗАО “МЦО” требования нормативных актов?» или «Являются ли соответствующими нормам российского законодательства и профессиональным требованиям экспертные заключения об оценке эквивалентной стоимости пакетов именных бездокументарных акций?..»

Видимо, критерий допустимости правовых знаний в качестве специальных лежит в иной плоскости. Вспоминаю, как в свое время я обсуждал этот непростой вопрос с известным криминалистом, профессором Игорем Михайловичем Лузгиным. Тот, не задумываясь, сразу сказал, что главное здесь – не сфера познаний, а их глубина. И действительно, разве каждый современный судья, в производство которого попадает дело об экономическом преступлении, прекрасно знаком с правовой регламентацией оборота ценных бумаг, правилами ведения внешнеэкономической деятельности, системой банковского законодательства? Ответ очевиден. В наши дни даже в «Настольной книге судьи» по поводу обозначенной проблемы разъясняется: «Процессы дифференциации научного знания, сопровождающие развитие науки вообще, не обошли стороной и юридические науки. Право – это не застывший формализованный свод правил… В настоящее время судьи, как правило, владеют знаниями только из определенных отраслей права и не в состоянии в необходимой степени ориентироваться во всех тонкостях современного обширного законодательства, которое к тому же постоянно изменяется и развивается. В этих сложных условиях в каждой из отраслей права можно условно очертить круг общеизвестных для практикующих юристов, наиболее часто востребуемых ими знаний и специальных знаний» [84] .

Руководствуясь обозначенным подходом, защита решила пригласить в качестве специалиста знатока уголовного права. Причем выбор пал на известного в России ученого, многие годы изучающую уголовно-правовые аспекты преступлений в сфере экономической деятельности, – доктора юридических наук, профессора Наталью Лопашенко. Имелись достаточные основания считать, что продемонстрированный стороной обвинения подход к трактовке понятия хищения, включая сомнительно оригинальный способ криминализации механизма ценообразования, нуждался в научно обоснованном сопоставлении с базовыми положениями материального права. По этой причине возникла необходимость участия в суде на стороне защиты специалиста, знакомого как с реалиями современной российской экономики, так и критериями, заложенными в уголовное законодательство для возложения ответственности за противоправное поведение субъектов хозяйственной деятельности.

О том, к каким выводам пришла Наталья Лопашенко, она коротко и емко рассказала в интервью, прозвучавшем 1 июля 2010 года сразу после ее выхода из зала судебного заседания: «Если смотреть по признакам хищения, то практически ни одного признака хищения установить в данном случае невозможно. Насколько мне представляется, имела место обыкновенная хозяйственная деятельность… Специалисту понятно, что обвинение надуманное и квалификация надуманная, и есть желание выдать обыкновенную хозяйственную деятельность за преступление». А относительно упрека во вмешательстве в компетенцию суда и о его небеспристрастности Лопашенко пояснила: «Но я ведь и не говорю о доказанности или недоказанности. Я говорю только об уголовно-правовом характере того деяния, которое вменяют. А деяние заключалось в том, что нефть продавалась нефтедобывающей компанией ЮКОСу, ЮКОС перепродавал эту самую нефть дальше, и разницу в этих ценах и получения ЮКОСом прибыли расценивается как хищение. В этой позиции ни при каких обстоятельствах не может быть усмотрено хищение… Никто еще не отменил провозглашенную Конституцией свободу экономической деятельности, и она существует. Но она попирается подобными решениями. Создается крайне опасный прецедент, просто крайне опасный. Судя по всему, есть обвинительный уклон у суда… если будет создан этот прецедент, то можно поставить крест на экономике России…Если мы здесь сейчас усмотрим хищение, то можно будет усмотреть его во всех экономических отношениях. Поэтому это абсурд, просто абсурд. Ну а считать, что главные управляющие менеджеры являлись в данной ситуации организованной группой, – это вообще не знать уголовного права. В принципе не представлять себе, что такое организованная группа, как она понимается».

Но письменное заключение профессора, где она обосновала свои выводы, стало достоянием лишь защиты и посетителей сайта khodorkovsky.ru. Судья Виктор Данилкин счел, что ему совершенно ни к чему для разрешения дела Михаила Ходорковского и Платона Лебедева впитывать от высококлассного ученого правовые доктрины и слушать неопровержимые доводы о полной несостоятельности обвинения. Судебное постановление отнесло Наталью Лопашенко к категории «не обладающих необходимыми специальными познаниями»…

Барьер также был поставлен перед российским ученым, известным экономистом Михаилом Делягиным. Не пустили для изложения результатов проведенного исследования сертифицированного бухгалтера из США Кевина Дейджеса.

Надо сказать, что с приглашенными защитой иностранными специалистами судья Данилкин особенно не церемонился. С подачи прокуроров он разделывался с «шибко умными» довольно быстро – все они были не допущены как «не обладающие специальными познаниями для разрешения существенных вопросов по настоящему уголовному делу».