– А что отец? Мама без подробностей… только плакала.

– Значит, не хотела. Железнодорожная катастрофа. «Красная стрела». Наверное, с год как. Тела не нашли. Месиво. Так и похоронили, неизвестно кого. Но последнего мать не знает… это мне Валентин рассказал. – Она вздохнула. – Пошли, что ли на завтрак? Кофе-то, наверное, остался.

Выпив по чашке, они вышли на воздух.

К обеду, разговаривая и вспоминая, а именно это нужно было подруге по мысли Полины, женщины незаметно вышли вдоль берега к небольшой деревеньке. Всего несколько маленьких, но аккуратных домов, чуть изогнутая по зеленому косогору улица с конторой или бывшим клубом на самом верху – вот и всё, что попадало на глаза. Выразиться «окинуть взглядом» было как-то неуместно, настолько камерным смотрелся пейзаж. Только синеющие вдали сопки, набычившись спусками друг к другу и теряя цвет, неожиданно подтолкнули Полину к замечанию:

– Эх, где современные передвижники? Потчуют всякой дрянью, ребенка некуда повести. Пейзаж вообще перестал быть модным.

– Да разве может быть мода на совесть?.. – спросила Елена, остановившись.

– Я говорю о пейзаже…

– И я о нем же… о фоне жизни, ее части.

– Может, может. И всегда была. Как и совесть. Сегодня – называют так. Завтра иначе. Государя с малолетним царевичем и дочерьми добивали по совести. Мода такая была. Называлась «революционная целесообразность», будь она неладна, – уже привыкающая к образу мысли подруги зло ответила женщина.

– Нет. Это мода на способ… как заглушить ее, совесть-то… – протянула Лена.

– Может и так. «Пишут и пляшут ведь не для себя, а чтобы продать. Совесть-то. Одни доплясались до министров, другие – до яхт, третьи до «заслуженных». В каждой картине, книге, особняке – ее частичка». – Она пристально посмотрела на Лену, проверяя – цитата принадлежала Борису Семеновичу.

Лена, как ни в чем не бывало, пожала плечами:

– Странно всё как-то. Тяжело, должно быть, жить среди вас.

– Среди нас?! – Полина возмущенно подняла брови. – Ну, ты даешь! – А где же была ты, милая? Жила. Вместе. Да еще как. На полную!

– Меня не было с вами тогда…

Полина покачала головой и махнула рукой.

– Оставь, – она посмотрела на часы. – Обед-то мы тоже пропустили, хоть на ужин поспеть…

Солнце садилось. Они повернули назад. Всю обратную дорогу женщины молчали. Каждая думала о своём. Перед самым кемпингом Полина вдруг остановилась и, глядя на темнеющий небосвод, прочла:

– Кто это?

– Ахмадулина.

– Нет, это я. Это написала я… Человек один ничего не создает. Всё делают вместе. Только вместе. Все мы являем результат влияния друг на друга. Просто кто-то кладет на бумагу, на холст и уже с него… а другой… прямо вырывает из рук, из зубов или из сердец… Всё обще… и зло, и ненависть, и любовь…

– Вот даже как? Хорошо, будь по-твоему, – устало согласилась Полина.

Мысль тронула, отодвинув одиночество в вине. Вдруг она прищурилась, всматриваясь вдоль косогора.

– Глянь-ка, а тот, в шляпе… всё там же, что-то жжет. Коробки какие-то. Здесь же нельзя разводить огонь…

– Странный дядька, – согласилась Елена.

Они подошли.

Мужчина склонился над горелкой, которая разогревала аккуратную кастрюльку с носиком. Он осторожно взял ее, наклонил и вылил содержимое в пластиковую ванночку. Женщины подошли к самому огню и удивленно переглянулись: в ванночках, а их было несколько, лежали куклы.

– Что вы делаете? – Вскрикнула Елена.

– Я заливаю в парафин манекены. Не правда ли впечатляет?

Мужчина, придерживая шляпу, поднял голову и посмотрел на них.

– Впрочем, вижу, вижу. Ведь куклы и есть манекены. А то вырастут… и примутся за дело. Как дети. – И добродушно засмеялся. – Они и разговаривают только с детьми. Понимают, кто нужен… первые уроки предпочтений. Вот, к примеру, – он взял две куклы. Костюмчики-то – разные. Чуть не подрались сегодня ночью. А у этой… – еще одна кукла оказалась в руках, – что за надменная улыбка! Её можно понять… красива. Друзья могут побить, – мужчина указал на уже застывших в парафине парня и девушку. А какие мысли заливаю! Кипят порой! Рвутся. Да где уж… у меня не забалуешь. А хитрость? Обман? Зависть, унижения. На что только не готовы пойти… Звереют! – вдруг рявкнул он.

Женщины отпрянули.

Незнакомец поднял голову и посмотрел на Полину.

– А как только проявляешь интерес к наследственным болезням жениха, начинается выведение новой породы людей. Ну, по чистоте крови проходили, потом по оттенкам кожи, недавно – по форме черепа, – знатная была заварушка в Европе. Теперь вот – по генам. Но кто бы заметил общность подхода! Никто. Уловит только настоящий слепой. Ну, а конец, хе-хе… настоящий конец, как и должно быть, – его палец поднялся, – в исключительности взгляда на мироустройство. Единственно правильного. Одобряю – настоящий конец. А у простаков отбор идет уже и по способам… вот, суррогатные…