– Твой?

– Интересный вопрос. Устраивайся поудобнее, и я поведаю тебе сагу о Бойде.

Пит принес из кухни соленые крендельки и уселся рядом на кушетке.

– Хозяин Бойда – некий Харви Александер Дайнин, джентльмен, которому потребовались бесплатные юридические услуги. Арест оказался для Харви полной неожиданностью, а родных и близких у него нет, поэтому он изъявил желание, чтобы я присмотрел за его собакой до тех пор, пока он не уладит недоразумения с государством.

– И ты согласился?

– Я оценил степень его доверия.

Пит слизал соль с кренделька, с хрустом откусил большую петельку и запил ее пивом.

– Бойд останется без хозяина минимум на десять лет, максимум на двадцать. Я прикинул, что за это время он изрядно проголодается.

– Что он собой представляет?

– Сам он считает себя антрепренером. Судья назвал его мошенником-рецидивистом.

– Я имела в виду пса.

– Бойд – чау-чау. По крайней мере отчасти. Для установления всех его предков понадобился бы анализ ДНК.

Пит сжевал вторую половину кренделька.

– Попадались тебе в последнее время интересные трупы?

– Очень смешно. – Выражение моего лица выдало Питу мои истинные чувства.

– Извини. Там, должно быть, творится нечто ужасное.

– Ничего, справляемся.

Мы какое-то время поболтали, а затем Пит пригласил меня поужинать. Как обычно. Он приглашал, я отказывалась. Сегодня мне припомнились голословные обвинения Ларка, лондонские развлечения Энн и Теда и пустота в моей квартире.

– Чем будешь угощать?

Пит изумленно вскинул брови.

– Лингвини с соусом вонголе.

Фирменное блюдо моего бывшего. Консервированные моллюски с разваренными макаронами.

– А давай, пока будут чинить трубы, я съезжу за стейками? Когда все наладят, можно будет пожарить мясо на гриле.

– Трубы будут чинить в туалете на втором этаже.

– Какая разница!

– Верди полезно увидеть, что мы по-прежнему друзья. Кажется, он до сих пор винит во всем себя.

И в этом весь Пит.

Бойд присоединился к нам за ужином, сидел возле стола, не сводя глаз со стейков «Нью-Йорк стрип», и время от времени трогал лапой чье-нибудь колено, ненавязчиво напоминая о себе.

Мы с Питом разговаривали о Кэти, о старых друзьях и о прежних временах. Он завел речь об одном текущем разбирательстве, а я описала случай из тех, с которыми мне довелось недавно работать: студента через девять месяцев после исчезновения его бабушка нашла повешенным в амбаре. Мне было приятно, что мы достигли того комфортного уровня общения, на котором возможно нормально разговаривать. Время летело, и Ларк со своей таинственной жалобой понемногу перестал занимать мои мысли.

После десерта (клубника с ванильным мороженым) мы ушли с кофе в кабинет и включили телевизор. Главным сюжетом новостей оставалось крушение самолета «Эйр транссаут».

Женщина с мрачным лицом стояла на обзорной площадке, спиной к далекому абрису Грейт-Смоки-Маунтинс, и говорила о соревнованиях, в которых уже никогда не примут участие тридцать четыре спортсмена. Она сообщила, что причина катастрофы до сих пор остается невыясненной, хотя теперь уже более уверенно говорят о взрыве в воздухе. На сегодняшний день опознаны сорок семь жертв крушения; расследование продолжается двадцать четыре часа в сутки.

– Как здорово, что тебе дали возможность отдохнуть, – заметил Пит.

Я промолчала.

– Или тебя отправили в город с каким-то секретным поручением?

Ощущая неприятное стеснение в груди, я упорно разглядывала носки своих ботинок.

Пит придвинулся ближе и указательным пальцем поднял мой подбородок.

– Детка, я ведь просто шучу. Ты в порядке?

Я кивнула – молча, потому что не доверяла собственному голосу.

– А с виду не скажешь.

– Все нормально.

– Может, хочешь об этом поговорить?

Очевидно, я хотела, потому что слова хлынули рекой. Я рассказала Питу о двух днях среди мертвой плоти и крови, о койотах и своих попытках определить происхождение ступни, об анонимной жалобе и о том, как меня отстранили от работы. Словом, обо всем, кроме Эндрю Райана. Когда я наконец выговорилась, то обнаружила, что сижу, поджав под себя ноги и обеими руками прижимая к груди диванную подушку. Бывший не сводил с меня испытующего взгляда.

С минуту мы оба молчали. На стене кабинета громко тикали школьные часы, и я лениво гадала, кто же их заводит.