– С вами все в порядке?

– Да-да, не волнуйтесь, мы просто паровозиком три машины собрали…

– Ой… Коля-то как?

– Лучше бы ты спросила, как я.

– Я и так все слышу… Ты, пожалуйста, держи себя в руках, не ругай его…

– Да он достал!.. – закричала мне прямо в ухо Аля. – Понимаешь, он достал меня с этим своим ведром! Все время попадает в какие-то аварии, чинит эту машину, а я плачу за это… – я услышала до боли знакомые истеричные нотки в голосе дочери, и мне стало не по себе: понятно, что Алевтина перестает себя контролировать и начинает стремительное движение вниз, к уровню визжащей и вечно сварливой бабенки.

Это была очень тонкая грань между моей Алей и той, которой она могла быть и была когда-то… Алевтина продолжала кричать в трубку что-то про своего мужа, а я видела выражение ее лица, сморщенный носик, то, как она сейчас машет руками… Со вчерашнего вечера меня не покидало ощущение, что моя душа повисла над бездной. Что там, внизу, очень холодно и черным-черно…

Что-то где-то сломалось, пошло не так, сбой системы… И я не хочу, о, как же я не хочу во всем этом копаться, вычищать нечистоты… Это все так не по-моему, все такое не мое…

Я смотрела на сидевших за столом напротив Егора, Машу, Ивана, вглядывалась в глаза мужа: почему из этого счастья все время выпадает Аля? Почему она упрямо тянется к тому, что никак не входит в понятие «моего круга, моего уровня», почему ей надо все попроще, чтобы не напрягаться?.. Где ее внутренние силы? Вернее, почему эти силы направлены опять не на то, чтобы вперед и вверх, а на то, чтобы так визжать и препираться?..

– Аль, – устало сказала я, – ты давай там успокаивайся, я понимаю, что праздник испорчен, но Николая сейчас надо поддержать. Вы ГАИ вызвали?

– Конечно, вызвали, нам же теперь еще с двумя водителями разбираться… Я, наверное, сейчас отсюда к вам приеду, мы чуть-чуть до вас не доехали.

– Ни в коем случае! Ты слышишь меня? Ни в коем случае не оставляй мужа одного, ты должна быть рядом.

– У меня сегодня праздник, а я, вместо того чтобы со своей семьей ужинать в ресторане, должна сидеть и, как дура, ждать, пока он будет разбираться?

– Не как дура, а как жена… И твоя семья с некоторых пор – Коля, не забывай об этом. Все. Мужу приветы и скажи, что если нужна какая-то помощь, пусть смело нам звонит: или мне, или отцу. Когда мы поедем домой, к вам подъедем, посмотрим, что у вас там к чему.

– Хорошо… Спасибо. Хоть подарки заберете, а то вон так и лежат на заднем сиденье…

– Целую тебя, пока.

– Пока…

На обратной дороге домой мы остановились недалеко от места аварии. Ничего серьезного. Ерунда. Но неприятная и досадная, оттого что подобное случалось с Колей довольно часто. Я не стала выходить из машины. К молодежи, на другую сторону шоссе, ходил Андрей. Он принес цветы для нас с Машей и сувениры.

Дома перед сном Андрей сказал мне:

– Мне больно это признавать, но Алевтина – вылитая мать. Она так же никого не любит. Только себя.

Я не стала ничего отвечать мужу. Просто не могла. Больше всего на свете мне хотелось уснуть вечером, проснуться утром и понять, что все происходящее – сон. Позвонить моей замечательной, доброй, веселой, милой Альке, рассказать про весь этот бред и посмеяться…

Ночью я не спала. В моей голове стучал молоточек. Сначала один, потом два, потом три, потом просто оркестр из молоточков… Из стука, который пронзал всю меня насквозь, складывались слова. Эти слова оформились в мысли о том, что все от начала до конца я себе придумала, все – иллюзия, Алевтина всегда была такой, какая есть сейчас, она стойко пыталась понравиться мне, пыталась стать похожей на меня, потому что очень любила отца, и у нее, бедного ребенка, не нашлось другого выхода… Но попытка не получилась. Девочка сломалась, выбрала другой путь развития: там тепло, сухо и пусть тускло, зато спокойно.

Я не хотела, не могла смириться с такой Алей. Я заглушала мысли-молоточки как могла, выискивала в памяти самые добрые, светлые дни, когда дочь проявляла себя как великодушный, любящий человек…

Сначала у меня получалось, но кое-как, еле-еле, а потом и вовсе воспоминания стали серыми и безрадостными. Молоточки превратились в отбойные молотки. Это была примитивная мысль, но она вдавливала меня в землю: «Эгоистка… Моя дочь – обычная эгоистка…» Это становилось невыносимым. Я не могла себе в этом признаться. Ведь мы живем у нее на глазах совсем по-другому… Она должна была впитать подобное отношение к людям… с молоком матери… с молоком матери?! Да-да, с молоком матери… МА-ТЕ-РИ… А я? Кто я такая для этого человека? Что я могла ей предложить, кроме теплого молока в чашке?.. Нет у меня с ней этой связи – молочной, кровной… Нет…

В голове шумело так неистово, что я понимала: еще чуть-чуть, и кувалды разобьют наковальню…

На пределе сил я заставила себя встать, измерить давление… Все ясно. Бред человека, измученного гипертонией… Таблетки, чай, лицо в холодную воду… Хорошо, когда знаешь, чем можно привести себя в чувство, как заставить замолчать мысли-молоточки. Я приходила в норму. Наковальня была укутана в плотную ткань и для надежности снизу обвязана веревкой.

Да, не хватало воздуха для полного вздоха. Но кто, как не я, знает, что и это пройдет. Просто нужно время. Все хорошо. Это сложный период. Але просто надо разобраться в себе, в своих отношениях с мужем. Попросит помочь – помогу. Обязательно помогу. Только пусть все-все будет у нее хорошо…