Все внутри у меня ликовало и пело, есть, есть место на земле, куда при желании я могу запросто приехать и обнять его насколько хватит рук! Стоит приземлиться на летище Варна, выбраться за пределы городской черты, и ложись где хочешь. «Здесь отчизна моя, и скажу не тая: Здравствуй Болгарское поле, я твой тонкий колосок».

Возвращаясь домой, представлял, как встретимся мы с моим армянским другом, и я расскажу ему, что нашел-таки свою родину. Уверен, он, как никто другой, поймет и порадуется за меня.

По возвращении, в первый же день, я узнал, что Гамлет умер. Его уже отпели в соседнем храме, а потом тело отправили самолетом в Армению. После смерти оказалось, что кроме носильных вещей, у него ничего не было. Всю жизнь тяжело работая, он так и ездил на старой девятке. Деньги не задерживались у него в руках, а тут же отправлялись к его многочисленной родне, а еще он помогал детскому дому, постоянно выручал кого-то из своих рабочих, а однажды взял и поставил во дворе своего дома лавочки возле всех подъездов. Я же говорю, он был оригинал, смотрел на мир своими печальными армянскими глазами и всю жизнь тосковал по той стране, где бы его любили, и не только за деньги. Он искал свою родину, а Родина сама его нашла.

Знаешь, Гамлет, все-таки твоя мама была права. Ты действительно будешь жить в радости долго-долго, целую вечность. А когда придет мой час и вслед тебе я пойду дорогой отцов, мы с тобой обязательно встретимся, там, на нашей Родине, и сядем вместе за стол. Я не знаю, чем ты станешь меня угощать, и еще плохо представляю, о чем мы будем спорить, но то, что в твоих глазах больше не будет печали, в этом я не сомневаюсь.

Однажды, уже под вечер, звонит мне отец Виктор:

– Бать, беда, из Ингушетии позвонили, Вова тяжело ранен. Говорят, напали на их блокпост, ранение, не совместимое с жизнью. Врачи сделали что могли, просят молиться.

Володя уже полгода как на Кавказе. Посылали на три месяца, а он еще на три остался. И все из-за того, чтобы не сдавать ЕГЭ.

В свое время он так и не окончил одиннадцатый класс, и отец Виктор договорился у нас в вечерней школе, что в связи с командировкой Вова пройдет курс обучения экстерном и вместе со всеми летом сдаст выпускные экзамены.

Провожая Вову на аэродром, батюшка, словно заботливая мать, благословил духовного сына и сунул в руку ему узелок, но не с плюшками, а со школьными учебниками.

– Там в горах гулять будет негде, так что в свободное время не бездельничай, открывай и читай. И помни, у тебя на носу ЕГЭ. Сдашь экзамены, будем думать, где тебе дальше учиться. Молодость проходит быстро, а без образования сейчас никуда.

– Конечно, – делился уже со мной отец Виктор, – высокого бала на экзаменах ему не набрать, но два креста за мужество позволят поступить вне конкурса, лишь бы сдал. Учиться, паразит, не хочет, ему бы только в спортзал. – Потом немного замялся, и словно извиняясь сказал: – Ты знаешь, Вова на физподготовке сломал штангу.

Я опешил:

– Как такое может быть, бать?

– Не пойму, но оправдывается, говорит, мол, не хотел, так получилось.

Батюшка как в воду глядел. Наш ученик «прогулял» по горам все три месяца и, понимая, что от экзаменов ему все равно никуда не деться, и здесь в Москве его ждут бессонные ночи, упросил командование оставить его еще на один срок.

Теперь наш Вова, добрый ласковый гигант, лежит в коме где-то там, в далеком госпитале с ранением, не совместимым с жизнью. Как же так, ведь наши общинники постоянно о нем молятся?

Зная, что Вова фактически сирота, бабушки, несмотря на его внушительные габариты, жалеют «мальчонку». В дни, когда батюшка привозил Вову к нам в гости и в трапезной вкуснее готовили и пироги с утра пекли, чтобы мягонькими угостить, «а как же, чай, сиротка». Вова, чувствуя к себе любовь, отвечал тем же. Приедет, обнимается со всеми, ну чисто «сын прихода».

Немедля оповестил всех молитвенников:

– Володя ранен, вставайте на молитву.

Весь свой «духовный спецназ» мобилизовал. Служили молебны в храме, молились по домам. У нас есть и такие, что за день всю Псалтирь прочитывают. И каждый день созванивались с отцом Виктором:

– Что слышно?

Пока вдруг дней через десять обескураженный батюшкин голос не сообщил:

– Бать, ничего не понимаю, Вова отзвонился, завтра прилетает в столицу.

– Как прилетает, может ему наконец полегчало, и его смогли перевезти в центральный госпиталь?

– В том-то и дело, Вова абсолютно здоров, и не ранен. Тогда за кого мы молимся? Мне же серьезные люди сообщили о его ранении.

Я не знал, что и сказать своим, конечно, все очень обрадовались неожиданному Вовиному воскресению, и подобно отцу Виктору пытались узнать, за кого мы все эти дни молились?