— Лёнь, — я попыталась выбраться из его крепких объятий. — Что-то рано ты со мной прощаешься, успеем еще пообниматься в аэропорту, перед трапом.

— В аэропорту не та обстановка, суета, толкотня. Там как следует не поговоришь, а мне очень хотелось сказать, какая ты замечательная и что я буду очень скучать по тебе.

— Что за пессимистическое настроение, Леонид. Давай-ка ты лучше спать ложись, завтра рано вставать. — Я предпочла не развивать этот слезливый диалог.

— А ты?

— Что я?

— Ты ляжешь спать?

— Разумеется. В соседней комнате.

Леонид тяжело вздохнул, погрустил еще немного и завалился спать.

Утро следующего дня было суматошным. Много времени я потратила на то, чтобы подогнать лицо Смирнова к его фотографии в загранпаспорте. Нос и губы, пострадавшие в недавних стычках, портили всю картину, и с ними пришлось долго возиться, накладывая грим. Когда Леонид благодаря моим стараниям превратился в Петра Егорова, я занялась другими делами.

— А ты пока возьми сумку, накидай туда какого-нибудь барахла, — кинула я Смирнову пустую спортивную сумку.

— Зачем это?

— Леня, ты направляешься за границу. Ты что, с пустыми руками туда полетишь? Лишнее внимание таможенников привлекать будешь?

— А, понял, — кивнул Смирнов. — Сейчас сделаем.

— Документы, паспорт не забыл?

— Взял, — крикнул он мне из комнаты. — Сейчас для надежности в карман сумки уберу их.

— А вот это глупо, положи документы в куртку. Мало ли что случится, может, нам придется бросить вещи. Надежнее будет, если документы и билеты останутся при тебе.

— Ладно.

Я закончила последние приготовления перед поездкой в аэропорт, приготовила оружие, убедилась в том, что наш боевой «Мерседес» на ходу с полным баком бензина. Через четыре часа сложная и опасная игра по выдворению Смирнова из страны подойдет к логическому завершению. Если не вмешаются посторонние силы в виде людей Сизого или сотрудников милиции, Смирнов улетит в Австрию. Я постаралась предусмотреть все возможные варианты для заключительной части своей работы, но одну деталь все-таки не учла.

— Женя, я понимаю, что ты будешь возражать. — Леонид старался не смотреть на меня. — Но я хотел бы перед отъездом повидаться с Вероникой.

— Ты с ума сошел, — сорвалось у меня с губ. — Через четыре часа твой самолет, мы не можем так рисковать.

— Я должен увидеть ее.

— Неужели ты не понимаешь, в больнице тебя наверняка поджидают. Если не ребята Сизого, то уж милиция точно.

— Пойми меня… — он попытался сказать что-то в свою защиту, но я не дала ему договорить.

— Это абсолютная глупость, мы не будем так рисковать. Забудь об этом.

— Женя. — Леонид говорил спокойно, хотя я видела, ему очень хотелось кричать. — Представь, если бы ты уезжала надолго, навсегда, а тут, в Тарасове, оставалась бы твоя тетя Мила. Неужели ты не захотела бы проститься с ней?

— Это плохой пример.

— Ну представь, что она лежит в больнице, а тебе с клиентом надо срочно уехать…

— Если бы тетя Мила лежала в больнице, я бы никуда не уехала.

— Женя! — в конце концов он не сдержался и закричал. — Ну пойми меня, ну помоги мне! Всего одна минута, и мы уезжаем. Мне достаточно увидеть ее и убедиться, что с ней все в порядке. Умоляю, Женя.

— Это бред какой-то, — сопротивлялась я, хотя по глазам Смирнова видела, что он настроен решительно и отступать не намерен. — Если что-нибудь пойдет не так, твой самолет улетит без тебя.

— Я буду на этом самолете во что бы то ни стало. Обещаю, — решительно заявил Смирнов, как будто в его ситуации можно давать подобные обещания.

Для начала я решила проверить, как обстоят дела в больнице, позвонив своему другу Мечникову.

— Костя, как там Вероника Смирнова?

— А чего ты мне звонишь, я же не доктор? — обиженно сказал Константин. Он по-прежнему был недоволен моим участием в деле Смирнова.

— Но ты же наверняка в курсе дела, скажи, с ней все в порядке?

— Передай своему знакомому, — процедил сквозь зубы Мечников, — что с его женой все хорошо. Пока все хорошо, — на слове «пока» Костя сделал особенный акцент. — Мы обеспечили ей безопасность, но наше участие в жизни несчастной девушки будет недолгим, поэтому, если ему дорога жизнь супруги, пусть не валяет дурака и приходит к нам сам, с повинной.

— В чем ему виниться? В том, что он уцелел во время пожара?

Мечников едва сдержал порыв высказать мне все претензии, какие накопились у него за последние дни. Я слышала его тяжелое дыхание в трубке телефона, он подбирал нужные слова и, когда эти слова были найдены, выпалил: