Она с усилием кивнула.

Он подошел к ней и коснулся сияющего темно-алого камня.

– Он теплый, твоя кожа согрела его. Теперь он горит огнем твоей души. – Его взгляд снова проник под легкую ткань. – Тебе очень идет этот наряд, но вскоре я сниму его, чтобы насладиться каждой пядью твоего прекрасного тела.

– Я сделаю все, что ты захочешь, Мустафа, – бесцветным голосом отозвалась Джабира, – но, если в тебе есть хоть капля жалости, пусть это произойдет как можно быстрее, чтобы я смогла вернуться к себе и… и немного отдохнуть.

– Мне странно это слышать. – Его улыбка чуть поблекла, а глаза настороженно блеснули. – Понимаешь ли ты, о чем просишь? Можно подумать, что тебе неведома радость долгого обладания друг другом… Нет, моя милая дикарка, я отпущу тебя лишь на рассвете, когда последняя звезда погаснет и горизонт позолотят лучи восходящего солнца. И прежде чем закончится ночь, ты познаешь всю силу и глубину моей любви. Я открою тебе новый мир – мир истомы и чувственных наслаждений, забыть который ты уже не сможешь никогда. Не думаю, что твой берберский любовник мог подарить тебе хоть что-то подобное.

Его сладкие речи заволокли сознание девушки розовым туманом, но последние слова мгновенно отрезвили ее, вернув к реальности.

– Обещай сохранить жизнь моему отцу и моему роду, и я буду полностью, без остатка, принадлежать тебе, мой господин, – с трудом разлепляя губы, произнесла она давно заготовленную фразу.

Какое-то мгновение Мустафа удивленно смотрел на нее, а потом расхохотался:

– Так, значит, вот в чем ключ к твоей кротости, моя гордая воительница? Нет, не думаю. Я не так наивен. Я отлично понимаю, почему ты вдруг стала покорной, как овечка. Но ты нужна мне другой – дикой и страстной, настоящей. Роль несчастной жертвы, возложенной на алтарь моего сластолюбия, меня совершенно не устраивает. Иди сюда. – Он взял ее за руку и подвел к краю постели. – Присядь, и давай сначала немного поедим, я что-то проголодался.

Больше вceго на свете в тот момент Джабире хотелось вцепиться ему в физиономию и содрать с нее эту мерзкую снисходительную улыбку. Мустафа воистину был самым наглым, самым самовлюбленным и надменным варваром из всех, кого ей когда-либо доводилось встречать. Девушка изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Да, она поддалась на уговоры отца, но никогда не говорила, что ей это понравится!

Между тем слуги накрыли на стол и бесшумно, как привидения, исчезли за дверью, оставив перед ними дымящееся блюдо «харины» – острой жидкой смеси оливок, помидоров, зелени и перца, по краям которого лежали треугольные ломти еще горячего лаваша. На сладкое были поданы медовые пироги и фрукты, а также неизменный мятный чай.

Джабира едва прикоснулась к еде, но вскоре почувствовала, что с ней происходят странные вещи: голова начала слегка кружиться, а во всех членах появилась необъяснимая легкость. Ей уже почему-то не казалось, что она здесь только из-за заключенной сделки, ее дыхание участилось, глаза возбужденно заблестели, а руки, словно сами собой, принялись разглаживать едва заметные складки тончайшего полотна, которым была покрыта постель.

Видя, что с ней творится, Мустафа нахмурился.

– Скажи, красавица, прежде чем прийти сюда, ты пила миндальное молоко? – осторожно спросил он.

– Да, – с глупой улыбкой ответила она.

«О, какой он красивый, как играют мускулы на его сильных руках… О, как я хочу его!» В ее мозгу, сменяя друг друга, бесконечным калейдоскопом вспыхивали и гасли невообразимые сцены неведомых услад, неся сладостную дрожь и желание забыть обо всем, обо всем, обо всем…

– Тебе его приготовила Салима?

– М-м-м-м? – попыталась переспросить Джабира, вырванная из своих сладостных видений.

– Тебе его приготовила Салима? – требовательно повторил Мустафа, еще больше мрачнея.

– Д-да, а что? Р-разве это так важно? – беззаботно ответила Джабира и залилась бессмысленным смехом. – Ну же, чего ты ждешь? Возьми меня, я вся горю!

Она откинулась на спину и, призывно улыбаясь, начала сдирать с себя шелковые одежды. Пальцы почему-то плохо слушались ее, путались в складках, не в силах справиться со скользкой материей.

– О Аллах! – обреченно вздохнул Мустафа. – Это чертово зелье.

Затуманенный разум девушки озарил последний проблеск сознания:

– Зелье? Так ты подмешал в пищу наркотик?

– Нет, – с раздражением ответил он. – Глупая Салима решила тебе немножко помочь и угостила своим особым напитком. Да простит ее всемогущий Аллах!

– Салима? О, она была так добра ко мне… Но что же ты сидишь? Иди ко мне!

– Нет, маленькая дикарка, не сейчас. Быть может, позже, когда действие проклятого зелья ослабнет…

– Иди ко мне!

Он с грустной улыбкой наклонился, чтобы по-братски поцеловать ее, но, едва их губы встретились, она впилась в них, как измученный жаждой путник, нашедший наконец благословенный источник живительной влаги. Руки Джабиры обнимали его; проникнув под халат, они блуждали по его спине и груди, а когда на их пути возникла восставшая, тугая от неудовлетворенного желания плоть, из груди девушки исторгся сладострастный стон.