Но теперь ему светит пожизняк. Он уже рецидивист, отмотавший три срока. Четвертый срок будет солидным, с учетом мокрухи. А учитывая возраст и барахлящие легкие — мысли о зарождающемся туберкулезе Хрыч старался отбросить подальше — даже 20 лет по суду для него будут равносильно пожизненному сроку.

Но на зону он не хотел.

Всего две квартиры. Оставалось всего две хаты — и домой.

Хрыч догадывался, что его подвело убийство. Не надо было мочить телку. Но что ему было делать, она ведь приперлась домой в разгар работы!

Хрыч думал о многом. Но каждый раз его мысли возвращались к одной главной.

На зону Хрыч не хотел.

За невеселыми размышлениями его и застал конвоир, молодой и ленивый, судя по роже, мент, который открыл скрипучую дверь и пробурчал:

— Самойленко, на выход.

Переводят в СИЗО, догадался Хрыч. Вчера следак ляпнул что-то про его скорый перевод в СИЗО.

В СИЗО Хрыч не хотел еще больше, чем на зону. А в СИЗО, он знал по опыту, ему придется куковать минимум полгода. Пока менты докажут каждый эпизод. Учитывая количество эпизодов в этот раз — отсидка в СИЗО до приговора и отправки на этап может затянуться и на год, а то и на год с лишним.

Сначала его завели в помещение около дежурки. Хрыч слышал, как конвоир уточнял у дежурного или его помощника, что с автозаком.

В комнате около дежурки стоял обшарпанный старый стол, на котором кто-то бросил бумажки. В ожидании конвоира Хрыч угрюмо размышлял о своих перспективах. Лениво бросив взгляд на стол, заметил бумажки, но отвернулся — его мысли были поглощены собственным невеселым будущим.

А потом Хрыч снова посмотрел на стол. Но уже совсем другим взглядом.

Потому что он увидел шанс.

Бумажки были скреплены канцелярской скрепкой.

Это было сложно и дьявольски опасно… но кто не рискует, тот пьет не шампанское и даже не водяру, а вонючую баланду — до конца своих дней.

И тогда Хрыч понял, что ему нужно делать.

Вокруг недостроя не было ни души. Разве что на углу здания, метрах в 20 от заброшенной много лет назад стройки, миловалась парочка. Сторонний прохожий не мог угадать в них оперов, позаимствованных для операции у наружки.

— Доложите обстановку, — нервничал Рогов в неприметном фургоне в 50 метрах от кирпичного скелета с деньгами внутри. Хотя обстановку он знал не хуже остальных — Рогов не сводил бинокля с проклятого недостроя.

Девушка, хихикая и обнимаясь с парнем, сделала движение рукой, будто бы поправляя волосы, и успела буркнуть в спрятанный в манжете куртки микрофон рации:

— Да чисто все.

Рогов посмотрел на часы. Он сходил с ума. Он готов был выскочить из фургона, вбежать в недострой и выпотрошить всю сумку. Ну или в крайнем случае выскочить из фургона и заорать. Нервы были на пределе. А в голове роились разные мысли, одна тупее другой. А что если денег там уже нет? А что если у них был какой-то подземный ход и… Тупые мысли Рогов зло отсекал, но они налетали снова, как навязчивые августовские мухи.

Рогов проверил монитор, на котором был отмечен излучаемый спрятанными в сумке электронными жучками сигнал. Красная точка моргала на том же самом месте, где и два часа назад.

— Ничего не понимаю, — в голосе Рогова сквозила паника, хотя он и пытался это скрыть. — Два часа прошло. Два часа! Почему они не идут за деньгами? Пять миллионов, ё… твою мать!

Лапин молчал, угрюмо глядя в окно на пустынный недострой.

Володя скучал на входе в УВД. Скучал и тоскливо думал о своей паршивой работе. Хотя, конечно, бывает и хуже. Вон отцовский друг Кротов — ему и вовсе не позавидуешь. Но Володя Пешков был переведен охранять вход в УВД из патрульно-постовой службе временно, и не за какие-то служебные проступки, а из-за больничных — простуда охватила сразу несколько человек, которые должны были обеспечивать безопасность проходной управления. Почему на это место закрепили именно его, Володя не понимал — и считал это дикой несправедливостью.

Конвоир, убедившись, что автозак из СИЗО прибыл, вернулся за Хрычом.

— Че зенками хлопаешь? Вставай давай. Идем.

Конвоир вывел Хрыча в коридор и мимо дежурки повел к выходу из здания. По обе стороны от дверей Хрыч заметил окна. Ни в одном из них не было видно автозака. Значит, они где-то в стороне.

Ситуацию осложнял сопливый постовой, который со скучающим видом топтался у рамки металлодетектора на входе в УВД. Хорошей новостью было то, что он был сопливый, молодой и скучающей. Плохой — то, что он был с автоматом.

Хрыч, которого конвоир неторопливо вел к выходу, придерживая за локоть, вдруг громко кашлянул. Тихого щелчка конвоир не услышал, но брезгливо поморщился:

— Ты давай свои бациллы при себе держи, слышь?

Хрыч не ответил.

До металлодетектора оставалось около пяти метров, когда вдруг произошло невозможное. Хрыч вдруг чудом освободившейся от браслетов рукой перехватил руку конвоира и, толкнув его, одновременно второй рукой выхватил пистолет из его кобуры. Отлетая назад, конвоир успел проорать на весь вестибюль: