Бульдозерист загнал машину левой гусеницей за край ограничительной канавки, но тело города не выдержало. Гусеница провалилась в трещину, несколько ближайших к канавке красновато-ржавых пилонов рухнули, засыпав бульдозер обломками. Наверное, бульдозерист пытался выбраться, но этим только усугубил свое тяжелое положение. Машина накренилась, готовясь совсем скатиться в нижние каверны города. Любая тяжелая техника проваливается в глубины города, в подземные темные ярусы, откуда ее очень сложно извлекать…

– Эй, наверху! Ты живой там?

– Вроде свет в кабине…

С гусениц и нижней части корпуса стекала густая блестящая жидкость. Два нижних прожектора были разбиты. Сумасшедший, который сидел в кабинке бульдозера, изнутри разбил ворота комбината. Видимо, он разогнался и пошел на таран. Ударил раз, два и бил до тех пор, пока створка не соскочила с направляющей. А когда вырвался наружу, не успел затормозить на узком бетонном кольце.

Парень соскочил с катушек. Либо ворота были обесточены, и он не нашел другого способа их открыть. А пешком он боялся идти, в герметичной кабине ему казалось безопаснее. За гусеницами бульдозера тянулся заметный липкий след. Черная, тускло блестевшая масса, не желавшая растворяться даже под струями дождя.

– Командир, похоже на трансмиссионную смазку.

– Нет, скорее, это связано с бурением.

– Неважно, все равно масло. Кажется, он проутюжил цистерну с маслом…

– Тихо все. Мокрик, доберешься до дверцы?

Декурион дал команду рассредоточиться, мы обошли махину с двух сторон, миновали задранный вверх ковш. Позади кабины к небу вздымались рыхлитель и отбойный молот, словно бульдозер собрался молиться.

– Мокрик, там есть кто-нибудь?

– Он внутри, забился в камбуз, – левой ходулей Мокрик влез на гусеницу, одним манипулятором взялся за ковш, а другим попытался сковырнуть крышку люка. – Командир, он точно там. Заперто изнутри, и свет горит. Он прячется. Ломать?

– Подожди, там устойчиво?

– Терпимо. Если что, я успею спрыгнуть… О, командир, он вылез!

Через процессор Мокрика я моментально увидел внутренности кабины. Внутри к окошку прилип взъерошенный небритый человечек. Его белый комбинезон был перепачкан чем-то синим, в кудрявых жидких волосах застряли ошметки горелой бумаги, заплаканную физиономию покрывали полосы засохшей грязи.

– Командир, он машет мне руками, но открывать не желает!

Мне эти игры начали надоедать.

– Может, этот кретин не верит, что встретил людей?

Мы здорово рисковали, но позарез нуждались в информации. Первый живой человек, один из поселенцев. Судя по белой форме – сотрудник научного центра. Я постарался настроиться на волну этого перепуганного парня, но ничего не получилось. Иногда мои способности начисто отказывают. А может, просто дело в том, что недолюбливаю я этих ученых шишек? Когда человек тебе неприятен, если не сказать хуже, тяжело к нему подстроиться…

Мокрик выбрался из седла, перепрыгнул на лесенку, ведущую к кабине бульдозера. Лохматый человечек внутри замахал руками. Раздался пронзительный скрип. Туша бульдозера еще больше накренилась. Придурок в белом комбинезоне взялся за шлем оператора, висевший до того на ручке кресла. Кажется, он вспомнил о существовании радио. Мокрик обошел кабину бульдозера по узкому металлическому балкончику и прилип к иллюминатору. Снизу он казался серебряным муравьем на вершине оранжевой горы.

– Командир, он пишет на стекле.

– Что он пишет? Отодвинь голову, я сам посмотрю.

Кудрявый грязнуля написал не так уж много. Он макал палец в банку с пряным травяным соусом, ухмылялся и путал буквы, забывая, что мы читаем их наоборот. Накарябав две строки, он стер их рукавом, еще больше испачкав свой костюм, и принялся за следующий опус. Потом отшвырнул банку, откинулся в кресле и показал нам всем язык. Точнее – Мокрику, прилипшему снаружи к толстому стеклу. Если не обращать внимания на грамматические ошибки, вышло примерно следующее:

«Бомбите. На комбинате живых нет. Лаборатория нукле-синтеза! Взорвать! Бомбите все. Рождают уродов. Уходите. Берегитесь голых девушек. Новый тип глюка. Женщины рожают взрослых. Бомбите!!!…»

– Что там еще?

«…не входите в лаборатории! Эпицентр. Бомбите. Сожгите карлика. Сожгите голых женщин…»

На пятой по счету акции я впервые замочил чела. В смысле – носорога.

Правда, узнал я об этом гораздо позже, из новостей. Зашибись, хотя вначале муторно было, словно тухлятину проглотил. А потом Фельдфебель руку пожал, обнял при всех, бабла сунул, три штуки, и мне малость полегчало. То есть не из-за денег, деньги дали всем, но Фельдфебель похвалил Оберста, меня и Лося.

Полный абзац, короче! Хотя Лось талдычил, что зверюгу завалил вовсе не я, а Фриц, но фигли там, в толпе, никто толком не видел! Я Лосю сказал, чтобы он спросил у Фрица, хочет тот по мокрухе загреметь или нет? Если хочет, я ему, млин, с великой радостью первенство уступлю.