С этой стороны лагерь Цезаря имел две линии укрепления; первая, расположенная напротив неприятеля, состояла из рва шириной в пятнадцать футов и вала высотой в десять футов; другая линия, на расстоянии в сто шагов от первой, была не только слабее, но и еще не закончена в одном месте. Все эти детали Помпею были известны. И Помпей стянул все свои силы к этому участку.

На заре девятый легион был атакован. Получив весть об этом нападении, Марцеллин направил туда подкрепление; но подкрепление было слишком мало, и было уже слишком поздно.

У самых храбрых случаются минуты паники. Чтобы не быть опозоренными этой паникой, римляне списали ее на счет богов. Все обратились в бегство. Главный знаменосец был убит; но прежде, чем умереть, он передал свое знамя одному всаднику.

– Держи, – сказал он, – ты засвидетельствуешь Цезарю, что я отдал его только умирая, и только римлянину!

К счастью, подоспел Антоний с двумя когортами. Но избиение уже свершилось. Цезарь, предупрежденный в свою очередь поднимавшимся над фортом дымом, который служил условным сигналом, тоже примчался. Впрочем, ни Антонию, ни Цезарю не удалось собрать бежавших.

Цезарь сам едва не погиб. Он хотел остановить одного рослого и могучего солдата и заставить его повернуться лицом к врагу; солдат занес меч, чтобы ударить Цезаря. К счастью, оруженосец Цезаря вовремя заметил угрозу, и ударом меча перешиб плечо солдата.

Цезарь уже думал, что все пропало; и так оно и было бы, если бы Помпей не усомнился в своей удаче, и не дал цезарианцам время собраться с силами. Солдаты Помпея отступили в полном порядке; но чтобы перейти обратно рвы, им не нужен был мост; рвы были до краев заполнены убитыми. Потери Цезаря составили две тысячи человек убитыми и четыреста или пятьсот пленными; и вечером он сказал своим друзьям:

– Сегодня победа была бы за помпеянцами, если бы Помпей умел побеждать!

Цезарь провел скверную ночь, похожую на ту, которую должен был провести Наполеон после крушения моста на Лобау. Оба они, доверившись своей удаче, допустили примерно одну и ту же ошибку.

Цезарь упрекал себя в том, что он пришел объявить войну Помпею на пустынный берег, где его солдаты умирали от голода, в то время как он никак не мог уморить голодом Помпея, которого кормил флот.

Он мог бы перенести войну в Фессалию или в Македонию, в плодородные края, где эти галльские и германские желудки получили бы возможность отъесться; он не сделал этого.

Впрочем, возможно, еще было время. Сципион был направлен в Македонию с двумя легионами. Если Цезарь сделает вид, что последует за ним, то наверняка Помпей, больше, чем когда бы то ни было влюбленный в свою жену Корнелию, не позволит Цезарю уничтожить своего тестя и два его легиона; если же Помпей, вопреки ожиданию Цезаря, переправится за море и вернется в Италию, Цезарь обойдет через Иллирию и явится дать ему бой под стенами Рима.

Так что он начал с того, что позаботился о лечении раненых и больных; затем, под покровом ночи, он отправил раненых, больных и всю поклажу в сопровождении одного легиона и с приказом не останавливаться, пока они не доберутся до Аполлонии.

Основная армия должна была выступить только к трем часам утра.

Но когда армия была извещены об этом, и узнала, что Цезарь принял это решение потому, что она плохо сражалась, среди солдат воцарился траур. Девятый легион, который так легко уступил врагу, охваченный страхом, в полном составе явился к палатке Цезаря и просил его наказать их. Цезарь наложил несколько легких наказаний и утешил своих солдат:

– Вы будете отважнее в другой раз, – сказал он; – но я должен дать вашему страху время успокоиться.

Солдаты настаивали, чтобы им позволили взять реванш немедленно. Цезарь категорически отказал им в этом, и повторил приказ выступить из лагеря в три часа утра. Они зашагали к своему старому лагерю в Аполлонии. Приказ был выполнен в том смысле, в котором он был дан.

Цезарь покинул лагерь последним, с двумя легионами и с трубачами во главе. – Отступать без шума, это значит не отступать, а спасаться бегством. На рассвете Помпей бросил на арьергард Цезаря свою конницу. В лагере Помпея был праздник и ликование. Напрасно Цезарь трубил в свои трубы: Цезарь не отступал, он бежал, он был повержен.

Они взяли пятьсот человек пленных; Лабиен, поклявшийся, что он не сложит оружия, пока его прежний полководец не будет побежден, добился права распоряжаться ими по своему усмотрению; Помпей сделал вид, что подумал, будто это для того, чтобы помиловать их, и отдал их ему. Закон, принятия которого добивался Катон, и который гласил, что ни один римский солдат не будет убит вне поля боя, был презрен.

– Ну что ж, мои старые товарищи, – сказал им Лабиен, – выходит, с тех пор, как мы расстались, вы приобрели привычку бежать от врага?