— Я дал слово и сдержу его. Имею право, — серьезно заявил убийца. — Не говоря уж о том, что это для меня дело чести. Я жажду крови, прошу не забывать.

— О небо, но мне кажется, вы в курсе моих дел, и потому теперь я вас умоляю…

— Что-что? Вы хотите, чтоб я оставил себе деньги и не выполнил вашего поручения?

— Да, так.

— Но это противоречит моей профессиональной этике!

— Умоляю вас! — в отчаянии повторил Т.

Убийца молча впился в него своими пронизывающими глазами.

— Любовь? — ухмыльнулся он.

— Да.

— Разделенная? Вы счастливы?

— Да! Да!

— Ну что ж, тем хуже, — отрезал он, — раньше нужно было думать, сейчас вас уже могло не… Короче, сожалею, но меня это не касается.

— Подождите!

— Подождал бы, да время вышло, — мрачно изрек собеседник, медленно, словно в нем три метра росту, поднимаясь с кресла (Т. вспомнилась одна долговязая дамочка, которая говаривала: «Другая десять раз успеет подняться, пока я встану»).

— Красивая? — поинтересовался убийца.

— Не сказал бы. Любимая — это верно. Да, любимая.

— Выходит, раскаиваетесь?

— Вы имеете в виду соглашение с вами? Еще как раскаиваюсь!

— Отчаиваться — последнее дело. Я про тот раз, что вы к моим услугам прибегнуть решили. Никогда не надо отчаиваться, поняли? Никогда.

— Значит, вы меня обнадеживаете?

— Я? Да разве я могу? Теперь уж поздно! Я хотел сказать, что вы тогда не должны были отчаиваться, только и всего. Но это пустая болтовня. До свиданья… до последнего свиданья.

— О, прошу вас, еще минутку, у меня к вам один вопрос.

Убийца поднял палец.

— Слышите?

С улицы доносились неуверенные пока еще звуки, которые обычно предвещают день: хлопанье дверей, насвистывание первых разносчиков хлеба, харкающий кашель чернорабочих, направляющихся на стройку.

— Бьюсь об заклад, уже светает.

— Неужели! — поразился Т., бросаясь к окну и раздвигая шторы. — Нет, еще темно, можете не торопиться.

Ответа не последовало. Обернувшись, Т. увидел… вернее, ничего не увидел. Убийца исчез.

К вопросу, который Т. не успел задать своему удивительному палачу, убийце, нанятому им для себя самого, он вернулся в разговоре с подругой:

— Этот тип не принимает никаких доводов и не хочет отказываться от работы даже при условии, что шесть миллионов останутся у него в кармане без кровопролития — будем называть вещи своими именами. Знай твердит про свою профессиональную этику, да еще и похваляется жаждой крови.

— Ну и пусть, а ты все равно не падай духом, — ответила женщина. — Будешь осторожнее — разве это так трудно? Конечно, если ты дашь ему свободно разгуливать по квартире…

— Ничего себе, свободно! Двери и окна заперты, я тебе уже говорил, да и сигнализация включена. Поверь, это не человек, а дьявол: будто из-под земли появляется.

— Ишь ты, как сама Смерть!

— Вроде того.

— Ладно, ну и в чем же вопрос?

— А вот в чем. Предположим, чисто теоретически, что мне удается избежать встречи с моим палачом до конца, то есть до истечения условного срока — ты знаешь, у нас с ним уговор на год, — и как он тогда себя поведет?

— Может, никак.

— Ах, может? Хочешь, чтобы моя жизнь зависела от может?

— Тебя интересует, что будет, когда кончится год, — останется ли ваше соглашение, или уговор, в силе, так ведь?

— Так.

— Гм… надо бы его спросить.

— Я думаю! Только где мне его искать? Наемного убийцу не застанешь в кафе, как знакомого писателя, который сидит за своим столиком, уткнувшись в Маркузе.

— Дождись его, он появится.

— А если это будет в последний раз? Если я его даже не увижу — в том смысле, что не успею увидеть, умру раньше?..

— Послушай, — перебила она не без обиды в голосе, — представь себе человека, который согласился бы жить лишь при условии, что ему гарантируют бессмертие, да и жил бы, будто делает кому-то одолжение!.. Тоже мне! Ты счастлив? Вот и наслаждайся счастьем, вместо того чтобы о худшем думать. Нашим общим счастьем.

Он что-то пробормотал себе под нос, однако вынужден был признать, что она права.

И действительно, как они были счастливы! И как долго: аж три месяца! Иным покажется, что это немного, но за три месяца можно прожить целую жизнь, и счастье измеряется не временем. Но в дальнейшем, что верно, то верно… И вот вам обычная история, когда некий злорадный голосок спрашивает: «Ну что? Кончилось, значит, их счастье?» О господи, как будто счастье существует само по себе и может быть вечным! Если бы так!