Шрифт:
— Ладно, пусть так, — нетерпеливо перебила Гертруда. — Наговорить любую вещь можешь? Камень, бусину?
Мойра замялась и неохотно буркнула:
— Нет, так наговор не ложится. Надо чтобы было что-то живое.
— Живое? Ладно, живое так живое, — буднично вздохнула Гертруда. — Прямо сейчас сможешь? — протянула пёрышко. — Утиное.
Сморщенная рука сграбастала перо.
— Утиное? Могу, чего ж не смочь-то. Зажмурившись, Мойра поднесла перо к губам и что-то истово зашептала.
Глаза Гертруды побелели.
Поняв, что происходит, Алексей тихонько шагнул назад и перещёлкнул предохранитель.
Вот это зря. Как-то рискованно затевать следственный эксперимент при таком скоплении людей. Даже и не знаешь, что назвать удачным исходом. Конечно, хорошо если птичка выскочит, но вот последствия…
Пошептав, Мойра вернула перо.
— Вот, держи.
Гертруда рассеянно повертела между пальцами и озадаченно повернулась к Алексею.
— Что-то не складывается. Оберег тот, да не тот. Тайного пути нет.
— А может, не так шептала? — предположил Алексей. — Или хитрит?
— Вряд ли. Плетение то же.
— Тогда перо не то, или место. В смысле, место силы, как у вас дома. Ну там, где тот дуб здоровенный растёт.
— Точно, — задумчиво глянула Гертруда. — Место… А скажи-ка мне, милочка, — повернулась к старушке. — Почему перья-то сорочьи? Вроде птица сторожкая, трудно добыть. Попроще-то чего не нашлось?
— Верно говоришь, — оживилась Мойра. — Сторожкая. Токмо вот перо у неё дюже нарядное, с переливом. Глянешь на солнце, а оно и так светится и эдак. На душе радостно. Люди такое охотней берут. Вот и послала я за ним внучка-то на Холодный бугор. Добудь, говорю, мне перьев сорочиных, да побольше. Дюже их там много развелось, трещат и трещат…
— Холодный бугор? — переспросила Гертруда. — Где это?
— Да тут недалеко, — встрял Гордой. — На восход идти. Дрянное там место, ветра, не растёт ничего. Одни молодые сосёнки, да и те какие-то корявые.
— Дрянное, говоришь? — задумчиво глянула Гертруда. — Надо бы самой поглядеть. Пройти туда можно?
— Пройти-то? — задумался Гордой. — Да, пожалуй, сейчас и можно. Болота подсохли. По весне вот только плоховато. Без мокроступов никак.
— Тогда вот что. Собирай мужиков кто духом покрепче, да топоры с копьями не забудь.
Гордой понимающе прищурился.
— Там она, значит?
— Очень на это надеюсь, — вздохнула Гертруда. — А Мойра ваша точно не виновата. Нет в ней темноты. Пусть люди зла не держат…
Духом покрепче оказалось немного. Все те, кто ходили искать ушкуй. Сын Лара всё порывался пойти, но отец строго глянул из-под косматых бровей:
— Нет, сын. Тут тоже должен кто-то остаться. Сам погляди, мужиков-то у нас, раз-два и обчёлся.
— Ладно, остаюсь.
Уныло вздохнув, Осип закинул арбалет на плечо и поплёлся в кузню.
Глянув вслед, Гордой одобрительно хлопнул Лара по плечу.
— Шустрый малый. Воин растёт.
— Шустрый, — Лар степенно огладил усы. — Глаз да глаз за ним нужен.
— Глаз за всеми нужен, — вздохнул Гордой. — У меня у самого вон три девки, и то не углядишь.
— Так сына состругай, — улыбнулся Лар. — Какие твои годы. Сразу девок в оборот возьмёт, не забалуешь.
— Состругай, — хмыкнул Гордой. — А может, и состругаю. Вот с бедой нашей управимся, так сразу за это дело и возьмусь. Правильно я говорю? — повернулся к остальным.
— Правильно, правильно, — гоготнули мужики. — Возьмись. А коли не сладишь, так мы поможем…
— Я вам помогу! — шутливо показал кулак Гордой. — Сразу все помогалки-то поотрываю ужо!
Мужики заржали так, что вороны испуганно сорвались с окрестных сосен.
Понимая с пятое на десятое, Алексей озадаченно повернулся к смущённо улыбающейся Гертруде.
Какой-то странный настрой. Обычно люди не так себя ведут перед опасностью. Может, местная религиозная традиция? А что, мало ли. У японцев вон тоже не принято печалиться на похоронах.
— Чего они так веселятся-то?
— Видите ли, — улыбнулась Гертруда. — После того, как управится с нечистью, Гордой твёрдо намерен зачать сына. А если не справится, мужики имеют совершенно серьёзное намерение ему в этом помочь.
— Да уж, шутники, — усмехнулся Алексей. — Оптимисты.