Старушка остановилась у кособокой двери и как-то виновато улыбнулась.

— Я вас окликну, хорошо?

— Хорошо-хорошо…

Прислонив ружьё к стене, Алексей скинул надоевший рюкзак. С наслаждением потянувшись, уселся на тёплый мох.

Положив последний стежок, Филиска придирчиво растянула ткань и сокрушённо вздохнула. Теперь шей, не шей, всё, считай, пропало платье. На людях в таком уже не покажешься, срамота. И платок пропал. Тёплый какой был. Пуховый. Вот ещё и матушка узнает, как дело было, ох уж задаст…

Снаружи послышались неясные голоса. Неужели нурманы? Сердце заколотилось так, что вот-вот станет слышно даже в лесу. Испуганно глянув на дверь, притушила лучину и спряталась за печь, прижавшись к теплому камню.

Голоса послышались ближе. От сердца сразу отлегло. Почудится тоже! Как можно быть такой трусихой? И вовсе это не нурманы, а бабушка Гертруда, разговаривает с кем-то на непонятном наречии. Интересно, и что за гость к ней пожаловал?

Дверь скрипнула. Ведунья ступила через порог и улыбнулась.

— Испужалась, деточка? Ничего-ничего, всё уже позади. Бежали нурманы, — поставила клюку к притолоке и скинула шаль. — Уплыли по реке.

— Уплыли? — обрадованно подскочила Филиска.

— Как есть уплыли, — подтвердила Гертруда. — Леший их твой побил, — лукаво взглянула из-под седых бровей, — и родичей твоих отстоял. Только напутала ты всё, деточка. Не леший то был, а ведьмак. И ведьмак молодой, даже в силу свою ещё не вступил.

— Ведьмак? — ахнула Филиска. — Да какой же это ведьмак, бабушка! Не иначе морок! Мхом и травой весь зарос, чисто колода лесная старая…

— Ох, девочка, — вздохнула ведунья. — Уж сколько раз я тебе твердила, — у страха глаза велики! Неведомую силу-то ты увидала, а ведьмака за лешего приняла. Не верь глазам своим, нутром надо смотреть, нутром! И вовсе не мох это. Одежда это его, просто хитрая одежда. А родом он из моих краёв… Ну что, гость за дверью ждёт. Снова не испугаешься? — пытливо взглянула в глаза.

Филиска виновато потупилась.

— Не испугаюсь, бабушка.

— Вот и умница. — Сморщенная ладонь ласково погладила по голове.

Гертруда повернулась к двери и окликнула:

— Алексей! Можете войти!

Собрав пожитки, Алексей как можно деликатнее открыл дверь. Пригнувшись, шагнул в низкий проём и замер от неожиданности. Внутри царил непривычный подвальный полумрак.

Филиска замерла, во все глаза разглядывая странного гостя. И правда, надо же быть такой дурочкой! Только сейчас стало ясно, что бабушка права. И вовсе никакой это не мох с травой, а одежда. Хотя и чудная очень. В такой по лесу ходить, любой за лешего примет.

Призрачная тень просочилась через дверь и бесшумно скользнула за спину гостя.

— Ой!

Невольно попятившись, Филиска испуганно оглянулась на ведунью.

— Не бойся, — спокойно глянула Гертруда. — Тоже гость мой званый. Смирный он, как и Карлуша. Всё им вдвоём веселее будет…

Алексей осторожно прислонился к косяку, терпеливо дожидаясь, когда глаза хоть чуть-чуть привыкнут к сумраку.

— Обожди, сейчас лучину зажгу, — догадалась Гертруда.

В углу вспыхнул крошечный огонёк.

— Теперь видно?

— Да-да, спасибо, — отозвался Алексей.

Выпрямившись, встретился глазами с девчонкой.

Девица зарделась и смущённо потупилась, стыдливо оправляя подол.

— А вот и та самая моя пугливая воспитанница, — с усмешкой представила Гертруда. — Филиска.

— Привет-привет, спортсменка, — усмехнулся Алексей. — По-русски говоришь?

Филиска непонятливо захлопала глазами.

Гертруда повернулась и что-то сказала. Девчонка кивнула и молча метнулась к печи. Схватила ухват, ловко подцепила глиняный горшок и сунула в широкий закопченный зев. Не обращая внимания на заинтересованный взгляд Алексея, сунула в печь кусочки бересты и принялась старательно раздувать тлеющие угли.

— Хозяюшка растёт, — одобрительно глянула Гертруда. — Нет, Алексей, не знает она русского языка. Вепсы это, может, слыхали?

Алексей смущённо улыбнулся.

— Нет, к сожалению. Я вообще в этнографии не очень силён. А где мы вообще? Это хоть Россия?