Грязнов верил и не верил услышанному.

– А как насчет его алиби? – на всякий случай спросил он, хотя уже и без того знал, что Рябов ошибиться не мог.

– Какое там алиби! – пробурчал Рябов. – Освободился в прошлом году и, естественно, ни в Хабаровске, где о его кастетном ремесле был наслышан весь уголовный розыск, ни тем более в Охотске он не задержался и как бы растворился без следа и остатка. Кое-кто даже думал, что с Кешей посчитался кто-то из его бывших подельников, а оно вон как оказалось.

– Ах, Рябов! Ах, молодчина! Видать, недолго тебе осталось ходить в подполковниках. Давай-ка за это и выпьем. Ты даже не представляешь, какое дело сделал!

Потом Вячеслав Иванович убрал бутылку в шкафчик, пообещав допить ее, когда будет взят Кеша Стулов.

– Ты уже сообщил об этом в Москву?

– И Юнисову прозвонился, и вашему Бойцову.

– И?..

Явно довольный произведенным эффектом, Рябов усмехнулся:

– Вы же знаете Юнисова. Только и сказал, что наконец-то он Рогачева «распечатает».

– А Бойцов?

– Грозился коньяку ящик поставить.

– И поставит, – заверил его Грязнов.

Рябов видел, что хозяин дома словно забыл про свое ранение, и негромко произнес:

– Только я думаю, что Стулова будет брать не Москва, а мы. Так что, насчет ящика коньяка…

– Не понял! – насторожился Грязнов.

– Сейчас объясню. Короче, про любовную историю нашего Рогачева с бухгалтершей «Алтынлеса» вы уже наслышаны. Так вот, видимо, очень хорошо зная своего любовника, она боится теперь за свою жизнь, тем более что Рогачев пригрозил удавкой, если она не будет держать язык за зубами. А вчера она позвонила мне по мобильному, и я подъехал к ней домой, где она и передала мне все выкладки по черной бухгалтерии «Алтынлеса». Хищение лесных массивов в особо крупных размерах, уход от налоговых обложений, а это на сегодняшний день – зона.

– Что, Рогачев? – уточнил Грязнов.

– Но не только он. Там и Хабаровск, и Москва завязаны. В общем, Рогачев не теряет надежды, что ему помогут его московские покровители, и вроде бы как закусил удила.

– Короче говоря, хозяин тайги? – хмыкнул Грязнов.

– Если не больше.

– Это ясно. Но я не понимаю, при чем здесь Кеша.

– Бывшая любовница Рогачева – Раиса Борисовна Полунина, – как о чем-то само собой разумеющимся пояснил Рябов. – То, что он уже не верит своей Раечке – это факт, да и мой визит к ней домой, судя по всему, не остался незамеченным. Рогачев догадывается, что она находится сейчас в таком состоянии, что готова сдать его со всеми потрохами – нет ничего страшнее все еще любящей, но брошенной и растоптанной женщины. И я не сомневаюсь, что он уже заказал ее.

Выслушав логическое построение Рябова, Грязнов утвердительно кивнул, но его сейчас гораздо больше волновал другой вопрос:

– Дорогой, я с тобой в отношении Полуниной согласен. Но при чем здесь Стулов? И где та Москва, и где Боровск?

– Ты хочешь спросить, не проще ли найти исполнителя в Хабаровске или в Боровске? Так вот, хорошо зная нашего главу района и его осторожность, могу заверить, что ни в Хабаровске, ни тем более в нашем Боровске он не будет искать исполнителя. Хабаровск слишком близок, а Боровск… Об этом чуть позже. И остается нашему Никите Макарычу только Москва. Тем более что там на них работает уже прикормленный киллер. И я не сомневаюсь, что наш Рогачев не сегодня – завтра…

– Хорошо, пусть будет так, – согласился с ним Грязнов, – а что ты хотел сказать насчет Боровска?

– Точнее говоря, насчет «семерки». Короче, у них побег! Зона гудит растревоженным ульем, и сейчас вряд ли кто из наших беспредельщиков согласится на предложение Рогачева.

– Даже так? – насторожился Грязнов, вспомнив, с каким настроением от него уходил Паша Грач. – И… кто же это?

Он боялся услышать слово «Грач», но когда Рябов назвал кличку зэка, рванувшего с зоны, даже не поверил сказанному.

– Тенгиз?! Он и двое его пристяжных?!

Рябов догадался, что заставило бывшего муровского генерала так насторожиться, и пояснил:

– Калистрат раскололся и показал на Тенгиза как на организатора убийства полковника Чуянова.

И усмехнулся кривой, вымученной улыбкой.

– Только не думай, что это следователь его расколол. Там он держал свою наработанную заготовку: Грач, мол, ему в руки и финку, и заточку сунул. И вдобавок ко всему пригрозил, что, если он хозяина не уберет, его прилюдно опустят.

– Что, пресс-камера? – догадался Грязнов.

– Судя по всему, да. Но только заваренная не следаком, а кем-то из зэков, что в это время кукует в СИЗО.

– И?..

– И Калистрат накатал маляву, которую переслали в нашу «семерку». И как только она попала на зону… Короче, он назвал Тенгиза, и тому ничего не оставалось, как рвать в бега.

СИЗО… малява, в которой Калистрат показал на Тенгиза… побег…

В памяти Грязнова невольно всплыли слова, которые произнес напоследок Паша Грач: «Самому бы разобраться…» Выходит, разобрался.