Шрифт:
Мужики ж, как, положим, и все, угождение любят, а видят его только в трактире…
Зайчик налил еще по стакану, выпил и только успел поморщиться да губы смахнуть рукавом, глядит — навалилась на Петра Еремеича высокая жердь, одетая в рясу, с козлиной рыжей бородкой и с рыжей гривой на самом верху.
— Дружище мой, Петр Еремеич…
— Садись, садись, отец дьякон… садись, еретик!
— Не сам ли сице, еретице!
Дьякон боком оглянул Зайчика, и брови взметнулись у него на дыбы:
— Воину!..
Дьякон протянул Зайчику тощую руку, зажал его руку в руке, как в клещах, несмотря что такая худая, рясную полу откинул и сел…
— Не осудите, господин офицер, сказано ибо: да не осудимы будете…
— Ты, отец, уж того?..
— С утра… Старшина угощал…
— У него седни как праздник…
— Лошадиный молебен…
— Выпьете, отец дьякон? — Зайчик робко спросил.
— Почту…
Зайчик мигнул половому на чайник, половой чайник схватил на бегу, держась на носочках, исчез, как видение, и скоро опять около вырос, под мышкой с белым крылом, и слегка приподнял на чайнике крышку, показать, далеко ли влага от горла и сколько, значит, вошло: до горла — бутылка, вровень же с крышкою — две…
— Не заглядывай, братец, кобыле под хвост, — говорит шестерке Петр Еремеич, — не равно только сглазишь!..
Половой махнул белым крылом и растаял в широкой улыбке.
— Миколаша, разлей…
— Гы… Гы… Еремеич сумеет сказать!..
Зайчик налил стаканы, сначала дьякону подал, потом Петру Еремеичу, потом налил себе и тут же стакан опрокинул.
Дьякон держит стакан в тощей руке, смотрит на Зайчика и, пригубив немного, говорит:
— А я к вам специально сряжался: побалакать… Люблю!
Зайчик вспомнил телегу, свинью с длинным хвостом, Пелагею и не мог решить, что сейчас-то он грезит и дьякона видит во сне иль и впрямь они пьют самогонку и Петр Еремеич рядом сидит и осовелыми водит глазами…
— Мне надо бы многое вам рассказать… мы хотя и не очень знакомы, а все же…
— Полно, дьякон, — говорит Петр Еремеич, — рассказывать, пей!..
Дьякон глаза закатил, бороду поднял, ус в стакан окунул и потянул по глоточку, как лошадь пьет холодную воду…
— Славна-а-а… ну, так вот, Петр Еремеич, друг закадычный, теперь у нас все пойдет по-другому…
— Будет все то же…
— Знаешь, Петр Еремеич, я ведь в Питер собрался…
— Как же тебя сама-то пустила?..
— Убежал!..
— Почто тебя гонят?..
— Как же, брат мой: хочу расстригаться…
— Нно-о-о?..
— Не верю… Вы, господин офицер, отсюда куда?..
— Да тоже туда же…
— Миколаша, не брешь… Ты ведь прогулкой!
— Ну, значит, вместях и поедем.
Зайчик сидит неприкаянный, не может он глаз с дьякона с Николы-на-Ходче отвесть, есть у него тоже кой о чем его расспросить: про крест водосвятный, правда ль, тогда он в Чертухине был, и почему потом не заехал, как о том с черной телеги кричал, и почему сейчас дьякон в Питер собрался…
Снилось, дескать, али не снилось?
— Поеду к царю, — говорит дьякон, — скажу, что в бога больше не верю…
— Он те за косы повесит…
— Не повесит: я ему докажу…
— Чего тут доказывать, пей!..
— Пью, господин офицер, за ваше здоровье…
— И я за твое, Миколаша…
— Выпили: дьякон, как — лошадь холодную воду; залпом — Петр Еремеич и Зайчик.
— Хороша! — крякнул Петр Еремеич.
Дьякон отвесил губу:
— Так вот, Петр Еремеич, поеду к царю и скажу: ваше величество, в бога не верю…
— Экая невидаль, — Петр Еремеич, смеясь, говорит, — да разве это стать важно: веришь ты или не веришь?..
— Я рясу ношу, мне это важно…
— Рясу ты можешь носить и в бога не верить: ты, дьякон, не знаешь писания… что про последние дни в писании сказано?..
— Это ты, Петр Еремеич, насчет премудрости, что ли, завернул?..
— Хошь бы да, что… не поймешь?.. А ведь сказано, поди, ясно…
— Как же: отдаст господь премудрость свою в руци человеци…
Дьякон пробасил и руки поднял, словно держит апостола, а не самогонный стакан…
— Да, дьякон, в последние веки… а дальше-то, дальше сказано что?..