Шрифт:
Дьякон приставил палец ко лбу:
— Дальше — не знаю…
— Ну вот… а дальше все и понятно…
— Что дальше, Петр Еремеич? — Зайчик впился в ямщика…
— Дальше: господь отринет лицо свое от земли и забудет о ней навсегда… а ты говоришь, дьякон, важная стать: веришь ты или не веришь…
— Мудрено, Петр Еремеич, что-то выходит…
— Ничего и мудреного нет: бог в нас с тобой, дьякон, больше не верит…
— Тэк-с…
— Надо, дьякон, чтоб бог верил в людей, а люди могут в вере блудить сколь им угодно…
— Это, значит, ихнее дело, — вставил косоротый мужик.
— Заворотил, — говорит дьякон, — тут не разберешься без новой бутылки…
— Петр Еремеич уж скажет, — хмыкнул косоротый мужик.
— Лешего встренешь в наше время в лесу?.. — подмигнул дьякону Петр Еремеич.
Дьякон подумал:
— Пожалуй, что нет…
— Ну и вот: все отчего?..
— А от чего бы это… в сам деле?..
— Человек на горке, а леший внизу, а человек взял да и перестал в лешего верить…
— Ну?..
— Ну, леший и скис, как мухомор от теплой погоды: теперь что леший, что болотная кочка, у него целый день на спине просидишь, не сведаешь…
— Значит, точка!
— Вот, дьякон, и выходит: вера — единый исток дыхания и жизни здесь, на земле, оттого и не падает волос без веры, а жизнь, сила земли, стекает сверху вниз по ступенькам…
— Тебе бы, Петр Еремеич, в попы, — говорит косоротый мужик.
— Хороший бы был протопоп, — оскалил хайло рыжий дьякон.
— Езжай-ка, дьякон, к царю, он те под рясой крапивой нажгет…
— И поеду… Вместе с господином офицером поеду… Дойду до царя, потому больше нету моего терпежу: дьякон — и в бога не верю…
— Да, это правильно: дьякон без веры как мужик без порток…
— Дык, Петр Еремеич, друг закадычный, как же тут быть?.. Ты подумай…
— Запьешь от горюхи…
— И то уж пью, сколько кто поднесет…
Дьякон уронил рыжую голову, потянулся в карман за красным платком, у Зайчика сами дрогнули губы, а Петр Еремеич подставил стакан под дьяконов нос и сказал:
— Причастись!
В это самое время часто зазвонили к обедне в чагодуйском соборе, колокола так и залились с высокой колокольни, словно в припляску: веселый был в Чагодуе звонарь.
Мужики порасправили бороды, кой-кто на лоб крест положил.
Иван Петухов на табуретке поднялся в угол прилавка и, с широким крестом во все брюхо и плечи, оправил большую лампадку, остриг фитиль в поплавке, и по трактиру пошел, пробираясь золотистым лучом под махорочным дымом, тихий и ласковый свет.
Колокола заходились все чаще и чаще, все быстрее струилась колокольная дробь, и когда Зайчик выходил с дьяконом из трактира, то показалось обоим, что так уж это и надо теперь, чтобы пьяный в доску мужик в лад колокольному звону застучал каблуком и заорал во всю глотку:
Ни в бору соловушка!.. Ни в дому золовушка!.. По колено кровушка!.. Пропадай-ай, головушка!Стоит Зайчик с дьяконом возле Петровой кибитки, а Петр Еремеич оправляет своих лошадей, снимает с них овсяные мешки, поправляет шлеи и уздечки, хомуты стягивает супонью, упершись левой ногой…
Кони уши подняли, глазами уставились в купол, где галки собрались грачей провожать, откуда льется такой развеселый перезвон колоколов, от которых, кажется, сами так вот и ходят копыта…
В дуге шевельнул языком колоколец, пробуя голос в дорогу, с ошейника брызнули бубенцы, когда головой мотнул коренной…
Дьякон подошел к Петру Еремеичу и тихо спросил:
— Куда теперь, Петр Еремеич?
— И сам, брат ты мой, не знаю… Поеду куда глаза поглядят…
— Ну, значит, пути да дорожки…
— Спасибо, простая душа… А ты, Миколаша, трогай домой, поклон передай и Аксинье скажи, что вернусь, наверно, со снегом… на мерине пегом!
— Уж не дралка ли, Еремеич, хочешь задать? — Дьякон уперся длинными руками в колешки.
— Мудреного нет ничего… Ты, Миколаша, Аксинье непременно скажись!
— Хорошо, Петр Еремеич: Аксинье сказать, чтоб тебя дожидалась!
— Пускай, да не больно, а то одолеет в дороге икота… Ты, самое главное, дьякон, запомни: коль нет царя в голове, так незачем ехать к царю! Не поминайте по лиху…