Козырев Михаил Яковлевич
Шрифт:
— Как же иначе? Вот они затем и явились.
Известие о том, что шокоровский барин явился за землей и крестом, тотчас же дошло до совета, ибо и в совете втихомолку поговаривали о том же…
— Нечего болтать, — сказал секретарь волсовета, которого на деревне звали не иначе как Митька. — Это, — говорит, — антирелигиозные предрассудки…
И вызвали в совет главных виновников — сторожей Ефрема и Нефеда.
— Вы чего, такие-сякие, болтаете!
— Мы, — говорят, — ничего такого… Спали и спали всю ночь…
— Вы бы не спали, коли сторожить поставлены. А правда ли, что по дому кто-то ходит?
— Ходят! — в один голос ответили они, — Ходит Степан Тимофеев со сродственниками и стережет…
— Чего же им стеречь, коли ничего не осталось?
— Известно что — клад!
И добавили, что клад тот заклят тройным заклятьем, и может его найти только такой человек, который от всего своего рода отречется, но никто не знает, как отречься, — ибо троекратное даже «отрекаюсь» не имело никакого действия…
Ефрему и Нефеду на это ответили:
— Никаких привидений и покойников быть не может, а если кто и ходит по ночам, то значит недобрые люди, — и приказали сторожам не спать всю ночь, а чтобы страшно не было, дали им по винтовке: как заметят — хватать, а заартачится — пали и больше никаких!
А чтобы дело еще крепче было, секретарь припугнул:
— Я сам приду, посмотрю, как вы сторожите!
Такие-то дела творились в Шокорове.
Но наши герои за ужином и деловым разговором знать не могли об установлении охраны, и мирно улеглись спать, так как ночью им предстояло опасное дело.
8. Кладоискатели
В половине одиннадцатого ночи две тени быстро скользнули по парку, стараясь не шуметь и придерживаясь наиболее темных мест. Впереди шел Иван уверенно, бодро, как будто не ему показывали дорогу, а он вел своего дрожавшего от страха спутника, который время от времени крестился и тихо шептал:
— Свят, свят, свят!
В дальнем углу парка тени остановились.
— Тут, — сказал Кузьма.
— Где?
Они стояли у неглубокой ямы, когда-то служившей колодцем, но ныне осыпавшейся и обросшей травой. Яма была огорожена на всякий случай, чтобы человек ли, скотина ли не сломали себе ноги.
— Лезем, — распорядился Иван.
Кузьма перекрестился и прыгнул в яму.
— Ишь ты, какая мышеловка! Щупай давай… Дерево? Вынимай топор… Доска?
Зажгли спичку: за тонким слоем земли виднелся полугнилой колодезный сруб.
— Наврали!
— Ну, брат… Наврали!..
Полчаса провозились в колодце, пока наконец под одним из бревен не отыскали узкий, только пролезть человеку, проход.
— Видал? Теперь он у нас в руках!
— Не дастся!
— Полезай, полезай… Нечего тут…
Кузьма полез первым. Проход, сначала узкий, все более и более расширялся. Кое-где осыпавшаяся земля перегораживала путь: разгребали руками. Потом проход стал так широк, что можно было встать во весь рост.
— Тутося? — прошептал Кузьма и вдруг дернул Ивана за руку. — Стой… Не шевелись…
Впереди слышался шорох, как будто чьи-то шаги по осыпавшейся мягкой земле.
— Мыши?
— Нишкни…
Опять прислушались: явно шаги. Совсем близко. Кто-то дышит — в тишине подземелья казалось, что дышат рядом — над самым ухом…
— Они… — прошептал Кузьма. И как ни храбрился Иван, это дыхание в таком месте, куда не мог забраться ни один человек, сильно тревожило и его.
— Я тебе говорю: они, — беззвучно шептал Кузьма.
Мелькнул легкий свет — мелькнул и погас. Так же быстро вырисовалась и исчезла смутная человеческая фигура. Кузьма уверял потом, что он слышал глухой подземный голос:
— Кто здесь?
Потом рассказывал он, что при блеске «будто от молоньи» видел он человека в нахлобученной на лицо шляпе, — далее следовало точное описание шокоровского привидения — будто бы это привидение стояло у большого железного ящика, что-то вынимало из ящика и запрятывало в свои широченные карманы.
Но все это рассказывал он на другой день, на самом же деле он видел только темную человеческую фигуру и закричал при виде этой фигуры:
— Свят, свят, свят!
И оба они бросились вон, и побежали, не соблюдая необходимой в таких случаях осторожности.
— Держи их, держи! — слышали сзади глухой подземный голос.
Шокоровские сторожа действительно не заснули в эту ночь и бродили по парку под охраной висевших за плечами винтовок. Слышали они будто бы шум в старом доме и видели будто бы свет в одном из нижних окон — но в дом не вошли.