Шрифт:
Элинор рассматривала его, пока он спал, и вдруг поняла, что в тумане счастья, в сладостном единении, которое они создали вместе, она не могла определить, где кончается ее собственная плоть и начинается его. Во сне Джозайя выглядел необычайно уязвимым, и Элинор, вздохнув, закрыла глаза. Ровный ритм его дыхания успокаивал ее, и она невольно улыбалась, вспоминая сотни новых ощущений, которые он ей подарил.
Она отдалась ему, целиком и полностью, отдалась без колебаний.
Дважды.
«Ведь это и есть свобода, и это больше, чем я считала возможным… Такой мужчина держит меня в объятиях! Никогда меня так не лелеяли…»
Тут Джозайя вдруг проснулся и посмотрел на нее с улыбкой. Потом нахмурился и пробормотал:
– Кажется, я заснул. – Он сел и провел рукой по своим спутанным каштановым волосам. – Извини. – Джозайя начал собирать одежду. – Нам нужно привести себя в порядок, пока не явился бедняга Эскер и не поднял шум из-за еды.
– День прошел… – Элинор вздохнула.
– Да, но не тревожься. Ты окажешься в «Роще» раньше, чем там опустошат обеденные блюда. А миссис Клей и бровью не поведет, обещаю.
– Хм… конечно. – Элинор закрыла глаза, борясь с внезапным огорчением из-за того, что Джозайя так быстро вспомнил о ее репутации и о возвращении в гостиницу. Конечно, она и сама хотела бы ретироваться, но…
То, что ее отпускают с такой готовностью, очень огорчало.
– Что значит твоя гримаса? Ты сердишься из-за чего-то?
Она покачала головой.
– Нет, просто я немного смущена, что не подумала о миссис Клей и о том, как она будет разочарована. Я… словно потерялась в этом.
– Элинор… – Джозайя шевельнулся и улегся на нее, обдав теплом своего мускулистого тела. – Дорогая, я оставил бы тебя здесь, если бы мог.
– Правда?
Он кивнул, потом поцеловал ее в кончик носа.
– Да, моя милая. Скажи, что ты моя, Элинор. Пока работа не будет закончена. Дай мне хотя бы это.
– Твоя… пока работа не будет закончена. Я буду всецело твоей, пока картина не будет завершена. – Она поцеловала пульсирующую жилку на его шее. – Я не могу просить большего.
– Моя и не делай ошибок.
– Каких?
– Вам больше никогда не нужно будет просить о поцелуе, моя дорогая мисс Бекетт. Никогда. – Наклонившись, Джозайя принялся покрывать жаркими поцелуями ее шею.
Через секунду-другую Элинор застонала и чуть хрипловатым голосом проговорила:
– Тогда давайте максимально использовать наше время, мистер Хастингс.
Глава 17
Верная своему слову, все последующие дни Элинор целиком принадлежала ему в свободном смешении живописи и любви, что позволяло Джозайе забыть о довлевшем над ним времени. Каждое утро он посылал карету за Элинор так рано, как мог, а потом они запирались в студии и он работал. После чего они устраивали своеобразный «пикник» на помосте и остаток дня посвящали удовольствиям любви и разговорам.
Эскеры инстинктивно держались подальше от студии, и Джозайя был благодарен им за деликатность. В эти волшебные дни творческой свободы и эротических открытий влюбленные были предоставлены сами себе.
Но удовольствие Джозайи граничило с меланхолией. Каждый уход Элинор был репетицией расставания. При каждом поцелуе ему приходилось сражаться с собой и с нарастающей привязанностью, которую он испытывал к этой пламенной женщине, ежедневно превращавшейся из благопристойной недотроги в его обожаемую нимфу.
В этот день, всего четыре дня спустя после капитуляции Элинор, Джозайя боролся с собой – хотелось стать перед мольбертом, и в то же время он желал совсем другого. Глаза немилосердно досаждали ему, и наконец он был вынужден отказаться от попыток работать в студии и собирался отвести Элинор на этаж ниже, но только тут сообразил, что это произойдет впервые.
Как ни странно, но даже после той интимности, что их объединяла, привести мисс Элинор Бекетт в свою спальню казалось ему совсем не простым делом. А после их шутливых дебатов о неприличности визита в «мужскую обитель» все представлялось крайне затруднительным. И тогда Джозайя решил схитрить – сыграть на женском любопытстве.
– А вам не хочется увидеть мое тайное святилище и убежище, мисс Бекетт? Вы что, совсем не любопытны? – спросил он – и выиграл.
Комната с задернутыми шторами, смутно освещенная тонкими свечами, давала любовникам иллюзию, что время остановилось. Художественное убранство этой комнаты было особенным – каждый предмет выбирался по сентиментальным причинам, чтобы напоминать о лучших днях.
Джозайя чуть отступил, чтобы позволить гостье все как следует рассмотреть. Любопытство же Элинор еще больше разгорелось, когда она посмотрела на своеобразный маленький алтарь на маленьком столике в углу.