— Замолчи! Замолчи! — закричал Павел, сжимая виски руками — ему казалось, что голова его вот-вот расколется от всего этого.

— Нет. Я все скажу!

Арапчонок вцепился в его руку, пытаясь остановить, но Иисус отшвырнул его на землю и снова повернулся к Павлу.

— Я все скажу, чтобы обрести, наконец, покой. То, что я должен был пережить наяву, я пережил во сне. Я спасся! Я пришел в это селение под чужим именем и с новым телом. И здесь я живу человеческой жизнью: я ем, пью, работаю и рожаю детей. Пламя пожара отступило, и теперь я горю ровным мягким светом, вернувшись к очагу, на котором моя жена готовит пищу детям. Я собирался плыть завоевывать мир, но бросил якорь в этом мирном семейном корыте. И я ни о чем не сожалею. Я — сын человеческий, говорю тебе, не Божий… И нечего разносить ложь по белу свету! Так и знай, я пойду и разоблачу тебя!

Теперь уж взорвался Павел.

— Заткни свою бессовестную глотку! — бросился он на Иисуса. — Замолчи, пока тебя не услышали! В несчастьях, несправедливостях и нищете этого мира распятый и воскресший Иисус был единственным утешением для честных обманутых людей. Правда это или ложь — какое мне дело? Главное — это может спасти мир!

— Пусть лучше мир погибнет с правдой, чем будет спасен при помощи лжи. В сердцевине такого спасения сидит большой червь, имя которому Сатана.

— Что есть правда? И что ложь? То, что дает человеку крылья, совершает великие дела и создает могучие души, то, что поднимает человека над землей, — все это правда. Все, что подрезает человеку крылья, — ложь.

— Да замолчишь ли ты, сын Сатаны?! Крылья, о которых ты говоришь, это крылья Вельзевула.

— Нет, я не замолчу. Мне наплевать, правда это или ложь, видел я его или нет, распят он был или не распят. Я созидаю истину, созидаю ее из веры, упований и упрямства. Я не ищу ее, я ее созидаю. Я возвожу ее выше человека и заставляю человека расти до нее. И если для спасения мира потребуется распять тебя, я распну тебя, хочешь ты этого или нет. Если для спасения мира потребуется воскресить тебя, я тебя воскрешу! А ты можешь сидеть здесь в этой разнесчастной деревне и делать корыта, колыбели и детей. Я заставлю воздух принять твой облик, если хочешь знать. Он станет твоей плотью, терновым венцом, гвоздями, кровью… Все это стало теперь необходимо. Во всех уголках Земли бесчисленные взоры будут устремлены вверх, и люди будут видеть тебя распятым у себя над головами. Они будут плакать, и слезы очистят их души от всех грехов. А на третий день я воскрешу тебя из мертвых, ибо нет спасения без воскрешения. Последний и самый страшный враг — это смерть. Я уничтожу ее. Как? Воскресив тебя как Иисуса, сына Божьего, Мессию!

— Это неправда. Я пойду и буду кричать, что я не был распят, не воскресал, что я не Бог!.. Что ты смеешься?

— Кричи сколько хочешь. Я не боюсь тебя, ты мне даже не нужен больше. Колесо, которое ты толкнул, завертелось, — кто его теперь остановит? По правде говоря, пока ты здесь болтал, я даже подумал, а не придушить ли тебя, чтобы ты не кинулся доказывать бедному человечеству, что не был распят. Но я тут же одумался. А почему бы тебе и не покричать? Верующие схватят тебя и бросят в костер, как святотатца!

— Я говорил лишь одно слово, нес одну весть — любовь! Любовь, и больше ничего.

— Сказав «любовь», ты выпустил всех демонов и ангелов, спавших в душе человеческой. «Любовь» — это не простое слово, как тебе кажется. В нем скрыты поверженные войска, горящие города и много крови — реки крови и реки слез. Лик Земли переменился. Теперь ты можешь кричать сколько угодно, хоть до хрипоты: «Я не это имел в виду! Это не любовь! Прекратите убивать друг друга! Мы все братья! Остановитесь!» Как же они могут остановиться? Что сделано, то сделано!

— Ты смеешься как дьявол.

— Нет, как апостол. Я стану твоим апостолом, хочешь ты того или нет. Я воссоздам тебя и твою жизнь, твое учение, твое распятие и воскрешение, как захочу. Тебя зачал не Иосиф, плотник из Назарета, тебя зачал я, Павел, — книжник из Тарса Киликийского.

— Нет! Нет!

— Кто тебя спрашивает? Я не нуждаюсь в твоем разрешении. Что ты суешь свой нос в мои дела?

Иисус в отчаянии повалился на землю и сжал голову коленями. Как ему справиться с этим дьяволом?

— Да и разве ты можешь спасти мир, мастер Лазарь? — подойдя к Иисусу, насмешливо проговорил Павел. — Какой возвышенный пример ты можешь ему предложить, чтобы он последовал за тобой? Пойдя с тобой, разве сможет он возвыситься над своей природой, расправить свои крылья? Если мир захочет обрести спасение, он станет слушать меня! Меня!

Апостол огляделся. Двор был пуст. Лишь вжавшийся в угол арапчонок подвывал, как побитая собака. Женщины спрятались, соседи разбежались. Но Павел, одним прыжком вскочив на деревянный настил, начал проповедь, словно двор был полон людьми:

— Люди, поднимите свои взоры. Взгляните! С одной стороны — мастер Лазарь, с другой — Павел, слуга Христа. Выбирайте! Если вы пойдете с ним, с мастером Лазарем, вас ждет нищенская жизнь, обремененная заботами, вы будете жить и умирать, как овцы, которые оставляют после себя немного шерсти и кучу дерьма, если вы пойдете со мной, — вас ждет любовь, сражения, война — мы завоюем мир! Выбирайте! С одной стороны, Христос, сын Господа, спасение мира; с другой — мастер Лазарь!

Павел пылал, окидывая орлиным взором невидимые толпы людей. Кровь его кипела. Стены двора расступились, исчезли арапчонок и мастер Лазарь. Он слышал голоса отовсюду: «Апостол всех народов, ты, который скрепил вымысел своим потом и кровью и превратил его в истину, веди нас! Будь нашим пастырем! Далеко ли идти?»