Шрифт:
– Разумеется, предложить нам своих лошадей было со стороны джентльменов исключительно добрым поступком, – добавила она все тем же ледяным тоном. – Но совершенно излишним. Экипаж с багажом раньше или позже выбрался бы из грязи.
Но Роланду приходилось сталкиваться с куда менее очаровательными сложностями с куда меньшей надеждой на успех.
– Дорогая леди Сомертон, помилосердствуйте, – со смехом произнес он. – Через каких-то несколько часов мы окажемся в монашеской изоляции. Так не лишайте нас последней возможности насладиться дамским обществом.
– Вы уже получили намного больше, чем вам полагается, – отрезала Лилибет.
Он снова засмеялся. Ему нравилась ее резкость. По крайней мере она хоть что-то чувствует.
– Дражайшая леди Сомертон, одного глотка всегда не хватает.
Казалось, что ее тело излучало волны ярости, всколыхнувшие воздух между ними. Ее спина, и так прямая как шомпол, выпрямилась еще сильнее.
– Вам бы следовало попытаться примириться с реальностью, лорд Роланд. Мы увидим наше жилище с минуты на минуту, и вы с облегчением избавитесь от нашего надоедливого общества.
– Ах, даже не говорите об этом. – Он сокрушенно покачал головой. – Когда мне только что выпала возможность побеседовать с вами.
– Возможно, вам приходило в голову, что я старалась избегать вашего общества.
– Значит, мне повезло, когда природа потребовала своего от юного Филиппа на перекрестке. – Он потянулся, чтобы потрепать мальчика по плечу, но рука Лилибет метнулась как змея и пальцы сомкнулись на его запястье. Он опустил руку и кашлянул. – И, разумеется, не нужно никаких благодарностей, хотя я с трепетом представляю, как бы вы сумели вовремя размотать все эти шарфы, если бы никто не держал в это время вашего коня. Едва успели, а?
– Как галантно с вашей стороны, – отрезала она. – Я уверена, мой муж будет вам очень благодарен за вашу нежную заботу.
Ее муж. Вот тут Роланд нахмурился.
– О, сомневаюсь, что его милость вообще об этом узнает. В конце концов, мы теперь так далеко от него.
– Недостаточно далеко.
– Я уверен, что он узнает! – пискнул Филипп. – Отец всегда обо всем узнает. Он… он… какое это слово, мама?
– Всеведущ, – глухо бросила она.
Лорд Сомертон? Всезнающий? Когда дело доходит до спиртного и шлюх – возможно. Уважения ради Роланд постарался, чтобы голос его прозвучал бесстрастно:
– Всеведущ? В самом деле?
– О да, – важно ответил мальчик. – Мама говорит, отец настоящий живой…
– Филипп! – рявкнула она.
Филипп примирительно вздохнул.
– Ну, это секрет, конечно.
– Похоже, у твоей мамы полно секретов, – сказал Роланд. – Просто удивляюсь, как она умудряется удержать их все в голове.
– Неукоснительное самообладание, – отозвалась Лилибет. – Качество, с которым вашей милости просто необходимо познакомиться поближе.
– Протестую, – ответил он, окинув взглядом ее спину, талию и ягодицы, так безупречно смотревшиеся в седле. Она ехала по-мужски – вероятно, впервые в жизни, – собрав на ногах темные юбки, как восточные шаровары. Роланд глубоко вздохнул и тут же споткнулся, не заметив камень на дороге. – В данную минуту я проявляю исключительное самообладание.
Она издала раздраженный звук. Роланд глянул на нее как раз вовремя, чтобы заметить красные пятна, расцветающие на бледных щеках.
– Прошу меня извинить, ваша милость, – сказала Лилибет, – но мне необходимо обсудить кое-что с леди Морли.
И тронула коня вперед, догоняя остальных и оставив Роланда опять брести под дождем в одиночестве и гадать, что он, черт побери, будет делать, когда она скроется в своем убежище – из его жизни.
Разумеется, он что-нибудь придумает. Теперь ничто не отнимет ее у него – ни чертов ублюдок, считающийся ее мужем, ни ее извращенное чувство чести и, уж конечно, не его неосмотрительная клятва провести год в монашеском уединении.
Да только что именно? Будь он проклят, если знает.
– Ну, будь я проклят! – Голос Роланда прорезал туман потрясенного изумления Лилибет. – Что за потрясающее развитие событий!
Лилибет ошеломленно уставилась на Уоллингфорда.
– Вы совершенно уверены, ваша светлость?
Уоллингфорд покачал головой и снова полез в бумаги.
– Я не вижу другого объяснения. Это чертов мерзавец Россети – прошу прощения, леди Сомертон, – сдал замок и нам, и вам.