Впереди что-то зашуршало.

– Всегда, всегда, всегда… – забормотал он в ту сторону. – Звезда? Балда? Господи, нет. Ерунда? Да ну, чушь какая-то. Нужно попробовать что-нибудь другое.

Он посмотрел поверх бумаги, увидел мелькнувший ближе к краю рощицы твидовый пиджак и воодушевленно продолжил:

– И образ твой со мной всегда. Нет, не то. И образ твой всегда со мной, прекрасней чем… вот, точно. И образ твой всегда со мной, и та-та та-та стороной? Или неземной? Согрет любовью неземной? Вот, отлично! И образ твой всегда со мной, согрет любовью неземной.

Да уж, самые восхитительно кошмарные стихи из всех, что он когда-либо сочинял. Можно собой искренне гордиться. Роланд прислонился к узловатому стволу старого персикового дерева и с исступленным восторгом уставился в полуночное небо. Краем глаза он уловил движение, рыжий всплеск, тут же исчезнувший за деревом. Ну то есть он предположил, что рыжий, – в темноте даже волосы Бёрка цвета новенькой медной монеты потускнели до серого.

Бедняга. Хотя Роланд считал себя более подходящим компаньоном для вдовствующей маркизы Морли (во всяком случае, во время игры в пикет), он сомневался, что при сложившихся обстоятельствах Бёрк с ним согласится.

Впрочем, он не собирался проявлять милосердие.

– И образ твой всегда со мной, согрет любовью неземной, – повторил он, драматически вздохнув.

Приглушенный стон, слабый, но безошибочный.

Роланд слегка вздрогнул, словно стряхивая с себя любовную мечтательность. Посмотрел на пустой клочок бумаги, покашлял и глубоко вздохнул.

– Превосходно, – произнес он звучным голосом. – Так, теперь с самого начала.

Отчаяние Бёрка пронеслось сквозь воздух, как рука с растопыренными когтями, целящаяся в глотку Роланда. Роланд же продолжал, с огромным удовольствием сочиняя одну ужасную строчку за другой, наслаждаясь всем этим так сильно, что совершил элементарнейшую ошибку – перестал обращать внимание на окружающее. Пока…

Скрип, скрип…

Услышав приближающиеся шаги, Роланд действовал инстинктивно – одним гибким движением он метнулся за дерево, прижался к грубому стволу и обратился в слух.

Тяжелые, размашистые шаги. Не женские. Значит, это не Лилибет и не леди Морли. Какой-то деревенский парнишка? Или кто-то из конюшни?

Роланд рискнул выглянуть из-за дерева и увидел знакомый силуэт. В темноте в его сторону шагал герцог Уоллингфорд.

Черт побери.

Что за дьявольщина тут происходит? Сначала Бёрк, теперь Уоллингфорд.

«Таких совпадений не бывает», – повторил ему прямо в ухо сэр Эдвард. Мысли снова метнулись к Лилибет. Неужели она снова обвела его вокруг пальца? Неужели он неправильно понял страсть в ее поцелуе и предвкушение в глазах?

Уоллингфорд шагал своей целеустремленной, уверенной герцогской походкой, сильно выпрямив спину, не прибегая ни к каким уловкам. Он прошел мимо брата в каком-то жалком ярде, так близко, что Роланд мог бы вытянуть руку и коснуться кончиками пальцев превосходного шерстяного пиджака герцога.

Вот бы тот подскочил!

Уоллингфорд остановился возле дерева, за которым наверняка злобно бранился Бёрк.

– Я знаю, что вы здесь, – объявил он таким зычным голосом, что на ближайших деревьях задрожали ветки. – Так что можете выходить.

Роланд закатил глаза. Треклятые герцоги! Вот чего, интересно, его братец ожидает? Что сейчас все выбегут из-за деревьев, виновато опустив головы, дрожа под непреодолимым весом его власти так, что чуть из башмаков не вываливаются?

Их окружала тишина, которую нарушали лишь редкие крики козодоя, обеспокоенного вторжением в его сад толпы идиотов-англичан.

Уоллингфорд осмотрелся, очевидно, удивленный тем, что никто не откликнулся на его исключительно здравую просьбу, и продолжил более примирительно:

– Я получил ваше послание. Прятаться нет необходимости. И не нужно больше никаких ухищрений.

Вдалеке, со стороны замка, опять послышались шаги. Кто-то пробирался по саду, и острый слух Роланда сразу уловил это.

– Ну послушайте же, – сказал Уоллингфорд. – Вы попросили меня встретиться с вами сегодня ночью. Не бойтесь, моя храбрая девочка.

Он говорил убедительно, но так понизил голос, что Роланд едва различал слова в этом холодном ароматном воздухе. Кроме того, он следил за продвижением нового незнакомца.

Шаги были легче, чем у Уоллингфорда. И менее уверенные. Вероятно, женщина. Он закрыл глаза, сосредоточился на звуках, на том, как вибрируют воздух и земля, на запахе.