Что извлекал потенциальный читатель «Венца веры» из труда Симеона? Во-первых, автор не отрицал то, что отнюдь не ему принадлежит пальма первенства в освещении сложнейших богословских вопросов. Во-вторых, «Венцом прекрасно сплетенным», он преисполнен желания просветить и исцелить душу народную, призвать ее к действу на благо веры Христовой.

Когда в книге заходит речь о драматических событиях, страданиях и казни Спасителя, когда Симеон Полоцкий переходит к освещению предметов близких и дорогих сердцу христианина: Воскресению, Сошествию с небес и Вознесению Господа нашего Иисуса Христа, он совершенно отбрасывает сухой исторический тон изложения и переходит на доверительную, образную речь собеседника и наставника.

…Во времена правления Алексея Михайловича в русском языке царила архаика, которая вовсе не означала убогости мышления и ограниченности в устной речи и на письме. Государственный язык деловых бумаг, выходивших из многочисленных приказов, постоянно шлифовался и стоял даже ближе к живому русскому языку, нежели церковнославянский. У составителя «Русской грамматики» профессора Г.-В. Лудольфа читаем: «В России стало невозможно ни писать, ни рассуждать по каким-нибудь вопросам науки и образования, не пользуясь славянским языком… разговаривать надо по-русски, а писать по-славянски». О творчестве Симеона Полоцкого ученый сказал: «Он (Симеон. — Б. К.)избежал, насколько мог, употребления трудных славянских слов, чтобы быть понятным для большинства читателей, и, тем не менее, язык у него славянский, и много таких слов и выражений, которые в народной общей речи неизвестны». Слово Симеону Полоцкому.

Упрекать Симеона Полоцкого в том, что он не сосредоточился целиком и полностью на обновлении национального литературного языка, несправедливо. Таковой цели он перед собой не ставил, к тому же слишком дорожил возможностью изливать в виршах помыслы о бренности жития, о несовершенстве человека, личностные переживания и покаяние за земные слабости. Уже много позднее исследователи «стисов краесогласных» Симеона Полоцкого назовут его поэзию силлабической и причислят к русскому схоластическому барокко. И в поэзии, и в литературных и богословских опусах Симеон Полоцкий по мере сил стремился избавиться, по выражению В.К. Тредиаковского, от «славянщины». Удалось ему это или нет, рассудило время. Однако, когда на горизонте русской изящной словесности взошла пора классицизма, тот же В.К. Тредиаковский, а за ним М.В. Ломоносов, А.Д. Кантемир, М.М. Херасков обратились к русскому барокко, которое незримой хрупкой кладочкой соединило век семнадцатый с веком восемнадцатым.

Такое обращение к барочному восприятию мира принесло немалую выгоду: святоотеческая книжность и живой народный язык слились воедино в могучую реку, называемую великой русской литературой. Первой ступенькой для вступления в нее, впрочем, как и в познание мира, являлся «Букварь» — подлинно детская энциклопедия того времени.

В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона слову «букварь» дается такое определение: «азбука, собрание букв, складов и нравоучительных статеек для первоначального детского обучения чтению». В 1618 году уже в самом названии книги был заложен более глубокий смысл: «Букварь языка словенска, писаний чтения учитися хотящим в полезное руковожение». От берестяных грамот, азбуковников древности, был проложен Иваном Федоровым путь к русской «Азбуке» (1578). Эстафету российского первопечатника подхватил Лаврентий Зизаний, немало сделавший для славянского просвещения. Новинка «Азбуки» Л. Зизания (1596) — толковый словарь, «Лексика» и краткие сведения по географии, истории. Предшественник Симеона Полоцкого на педагогическом поприще В.Ф. Бурцов (Протопопов) включил в свой «Букварь» азы арифметики.

Можно с уверенностью сказать, что идея создания собственного «Букваря» была выношена и выстрадана Симеоном Полоцким, а основой ему послужил богатейший опыт наставника, приобретенный в братской школе полоцкого Богоявленского монастыря, в Заиконоспасской школе и царевых палатах Кремля.

Ребенок, по мысли иеромонаха Симеона, — «скрижаль неписанная», то есть маленький человек имеет душу чистую, не запятнанную, не подвергшуюся порокам. В «Вечере душевной» Симеон Полоцкий затрагивает сокровенное желание видеть «юные сердца… не каменные», но добавляет: «к чему приобвыкнет младость, то без труда носит старость».

Каким образом в «Букварях», изданных в 1664, 1667,1669 годах, отсутствует упоминание о чьем-либо авторстве, необъяснимо. И только «Букварь» 1679 года признается творением Симеона Полоцкого. Вполне допустимо, что в 1664 году насельник Богоявленского монастыря и дидаскал Симеон, прибывший в Москву, либо застал работу над «Букварем» в самом разгаре и присоединился к ней, либо привез с собой в Первопрестольную уже готовый вариант, который в конечном итоге довел до оптимального. Ведь все его предшественники, создатели «Букварей», хотя и ставили общую задачу обучения грамоте и азам грамматики, но в силу разнородности исторических условий, несхожести жития в России, Малой и Белой Руси [101] , по-разному подходили к вопросам воспитания и образования юных чад.

Сказал ли свое веское слово в вопросе первоначального детского обучения Симеон Полоцкий? Ответ будет утвердительным. В жизненных правилах, выработанных дидаскалом Симеоном, имелась важная черта — никогда не открещиваться от традиционного опыта, выработанного людьми, искренне радевшими за славянское просвещение. Вот почему «Грамматика» Мелетия Смотрицкого в работе над собственным вариантом «Букваря» стала его настольной книгой. Главная мысль, от которой Симеон Полоцкий не отклонялся ни на шаг, — удобочитаемость и простота, а цель — вызвать у детей интерес к чтению.

Пожелание автора этого четверостишия более чем ясно. Чтением и учением надо заниматься не от случая к случаю, а постоянно. Русская пословица гласит: «Доброе начало — половина дела». Симеон Полоцкий немало передумал, прежде чем нашел форму вступления, которое стало бы лейтмотивом «Букваря». Он решился на довольно оригинальный шаг. В «Книге приветствы» им было собрано множество поэтических опусов, где автор, если можно так выразиться, впадает в ребячество. Небольшие приветствия «От внука к дедушке», «К родителю», «От государя царевича к тетушке» и пр. написаны на церковнославянском языке, однако несложном для детского восприятия. Они органично вписались в «Букварь» и породили многими годами позже всплеск «альбомной» поэзии, которой не брезговали ни гении, ни графоманы.