Мельник напал первым, без предупреждения. Даже если кто-то собирался подать сигнал, его не было, или же тот просто не дождался отмашки.

Он прыгнул, подавшись вперед всем телом, далеко выбросив руку с финкой перед собой, и, не подтолкни Дерябина инстинкт шагнуть в сторону, вчерашний бандит насадил бы его на нож. Отступая, Николай сделал по инерции еще несколько шагов и потерял равновесие. Устоять на ногах не удалось, он упал, чудом не выронив при этом нож, и сразу же бросил тело в сторону – Мельник уже летел на врага, решив воспользоваться моментом в полной мере.

Дерябин откатился, в движении развернувшись ногами к нападавшему, и ловко, вспомнив, чему учили на занятиях, подцепил носком сапога голень противника. Следующим должен стать удар другой ногой пониже колена либо в идеале – по коленной чашечке, однако Николай попал в пустоту: Мельник вывернулся, попытался в прыжке достать лежащего, и тому снова пришлось перекатываться по плацу. Он слышал над собой крики, так и не поняв, за него ли болеют зрители, подбадривают ли инструктора, или просто орут. Адреналин плескался через край, вокруг уже ничего и никого не существовало.

Дерябин понял, что подняться Мельник ему не даст. Терять такое явное преимущество он не собирался. Потому оставалось сделать еще одну попытку сбить его с ног тем же приемом, только теперь подпустить максимально близко и стараться действовать наверняка. Когда Николаю это удалось, он невольно удивился сам себе – вот противник навис, собираясь, наконец, ударить ножом, и вот он уже падает на спину, нелепо взмахнув руками. Вскочили они одновременно, Мельник не собирался давать врагу ни секунды передышки, только и Николай уже обрел хладнокровие. Вновь подпустив инструктора к себе, решил больше не прыгать от него по кругу – ушел влево, нырнул под правую руку, плавным движением левой перехватил ее, рванул, не столько беря на прием, сколько пытаясь огорошить противника.

Удалось. Под воздействием полученного эффекта рычага инструктор невольно развернулся к Дерябину спиной. Он мог выйти из предполагаемого клинча, что и сделал – только для этого нужно было занести свою правую руку вверх, чтобы освободить ее из захвата. Не помня, где и когда наблюдал именно такой прием, Николай тут же переместил тело за спину Мельнику, левая рука змеей устремилась к шее противника – и вот уже локоть сильным движением принял ее в захват.

Природа наделила Мельника короткой шеей, которую не всякому удобно обхватить, тем более – в такой ситуации, когда противники не стоят на месте. Ему достаточно было двинуть плечом, ослабляя хватку, у Дерябина оставалась всего секунда, чтобы усилить захват, и Николай воспользовался ею в полной мере: помогла всецело охватившая злость за все, что происходило с ним в последнее время. Кто-то должен ответить, и этим человеком оказался инструктор Мельник.

Крепко сдавив руку в локте, Дерябин подался назад, повалил противника чуть на себя, согнув при этом ноги в коленях, и, в один миг очистив голову от мыслей, ударил финкой неуклюже, сверху вниз. Бил не в какое-то одно место – важно сделать противнику больно. Получилось – Мельник заорал, маша руками и пытаясь освободиться, ему почти удалось, видно, боль только придала силы. Но все же рана сделала свое дело: Дерябин ударил снова, теперь метя в грудь, а когда выдернул нож – уже совсем не сдерживался: позволив Мельнику рухнуть на колени, с силой резанул по горлу, сразу же отскочив в сторону.

Пачкаться в крови не хотелось.

Тело тут же охватила странная слабость. Рука продолжала сжимать нож. Дерябин устоял на ногах, но с этой минуты словно не он, а кто-то другой его глазами смотрел, как двое курсантов волокут окровавленного Мельника с плаца, как остальные галдят, обступив его, и сквозь непонятный звон в ушах до него донеслись слова Отто Дитриха:

– Поздравляю всех. В нашей школе новый инструктор. Незаменимых у нас не бывает. Habe ich Recht? Ja, ich habe Recht [9] .

Из шестерых бойцов, посланных в село Дубровники за продуктами, вернулось двое.

Людей повел армейский старшина Иван Ткаченко, в недавнем прошлом – взводный партизанского отряда. Его группа – единственные, кто уцелел после карательной операции СС, под которую попал отряд «Чапаев», действовавший в окрестностях Конотопа. Отряд «Смерть врагу!» натолкнулся на них во время одного из своих рейдов при обстоятельствах, которые показались бы странными всем незнакомым со спецификой тыловой войны. А именно: все шестеро прятались по дворам в одном из сел, которое Родимцев, выполняя очередное задание, зачистил от немцев и полицаев. Оказалось, вырвавшиеся из кольца партизаны три недели скрывались в сараях и погребах селян, подвергая своих спасителей огромному риску. Но дать своим от ворот поворот гражданские тоже не могли: в подобных случаях они тут же попадали под категорию врагов народа, фашистских пособников и предателей Родины – со всеми вытекающими последствиями. Конечно, подобное отношение выглядело запугиванием мирного населения, но военное время других методов и не предполагало.

Со слов Ткаченко, кто-то донес полицаям о приходе партизан в определенную хату. Полицаи устроили засаду, силы были не равны, командир приказал прорываться. К условленному месту сбора пришел он сам и еще только один боец, Виктор Стрельцов, тоже бывший «чапаевец». Для очистки совести остальных ждали несколько часов, до рассвета, но после поняли – все кончено, надо возвращаться.

Разумеется, с пустыми руками.

Вопрос продовольствия для отряда Родимцева критичным пока не был. Сохранился некоторый запас круп, тушенки, сухарей, муки и сахара. Пополнить закрома можно было позже, в другом месте. Только дело было не в продуктах, которых не принесли бойцы, и даже не в потерях, хотя Игорь дорожил людьми. Ситуация в Дубровниках косвенно подтвердила его предположения, составленные на основе полученной ранее радиограммы из Москвы, показаний Романа Дробота и сведений, добытых разведкой Шалыгина и принесенных из города Татьяной Зиминой.