Конан пробудился от предутренней прохлады и увидел, что Зелата сидит перед маленьким огнем. За ночь он ни разу не проснулся, хотя уход или приход огромного волка должен был разбудить его. Но волк лежал на прежнем месте, рядом с очагом, и его шерсть намокла от росы – и не только. На плече у него виднелся порез, а морда была перепачкана кровью.

Зелата кивнула, не оглядываясь, словно прочтя мысли своего венценосного гостя.

– Он охотился перед рассветом, и охота эта была кровавой. Думаю, что человек, который преследовал короля, больше не доставит тебе хлопот, как и зверь, кстати.

Конан с благодарностью взглянул на огромное животное и принял тарелку с едой, которую протягивала ему Зелата.

– Когда я вновь взойду на трон, я не забуду тебя, – пообещал он. – Ты приютила меня – клянусь Кромом, даже не помню, когда я в последний раз спал без задних ног, слепо доверившись мужчине или женщине. Но как насчет той тайны, разгадать которую ты обещала сегодня утром?

Воцарилось долгое молчание, нарушаемое лишь треском сучьев тамариска в костре.

– Найди сердце своего королевства, – проговорила наконец женщина. – В нем заключены твое поражение и твоя сила. Ты сражаешься не с простым смертным. И ты не взойдешь на трон, если только не найдешь сердце своего королевства.

– Ты имеешь в виду Тарантию? – спросил он.

Она покачала головой.

– Я – всего лишь оракул, устами которого говорят боги. И сейчас они запечатали их, чтобы я не сказала лишнего. Ты должен отыскать сердце своего королевства. Большего я сказать не могу. Мои уста открывают и запечатывают боги.

Рассвет уже позолотил вершины гор, когда Конан двинулся на запад. Оглянувшись, он увидел, что Зелата стоит на пороге своей хижины, невозмутимая, как и прежде, а рядом с ней сидит огромный волк.

Над головой раскинулась серая ширь неба, и плачущий ветер принес с собой холодное дыхание зимы. С ветвей медленно облетали сухие листья, ложась на его обтянутые кольчугой плечи.

Весь день король ехал по горам, держась в стороне от дорог и деревень. Ближе к ночи он спустился в предгорья и увидел раскинувшиеся перед ним широкие равнины Аквилонии.

Деревни и хутора прижимались к подножиям гор с западной стороны, потому что вот уже полвека в набеги ходили преимущественно аквилоняне. Но сейчас на месте домов и хижин остались только черные угли.

Конан медленно ехал мимо в сгущающихся сумерках. Он не боялся быть узнанным ни врагом, ни другом. Немедийцы в своем продвижении на запад вспомнили старые обиды, и Валерий даже не сделал попытки обуздать своих союзников. Новоиспеченный монарх не рассчитывал на любовь простого народа. Так что от самых предгорий на границе и дальше на запад протянулась выжженная и опустошенная земля там, где прошли захватчики. Конан ругался сквозь зубы, глядя на засыпанные черным пеплом просторы, где раньше колосились поля, и на торчащие, словно гнилые зубы, обгорелые останки домов. Он ехал по пустыне, сам похожий на призрак забытого и выброшенного за ненадобностью прошлого.

Скорость, с которой войско захватчиков продвигалось в глубь королевства, свидетельствовала о том, что они почти не встречали сопротивления. Но если бы во главе аквилонян стоял Конан, то захватчики платили бы кровью за каждый фут чужой земли. Душа его преисполнилась горечи; он не был представителем династии, оставаясь всего лишь одиноким искателем приключений. Даже капля королевской крови, которой так похвалялся Валерий, произвела большее впечатление на умы людей, чем память о Конане и той свободе и силе, которые обрело при нем королевство.

Его никто не преследовал. Он высматривал отряды немедийских солдат, отбившиеся от своих или возвращающиеся обратно, но никого не встретил. Мародеры сами обходили его десятой дорогой, считая одним из завоевателей, в чем их убеждали его доспехи. На западной стороне гор леса и реки встречались намного чаще, так что в укрытиях недостатка не было.

Вот так Конан и ехал по разграбленной территории, останавливаясь только затем, чтобы дать коню отдых. Он кое-как утолял голод скудным провиантом, что дала ему с собой Зелата, пока однажды на рассвете, лежа на берегу реки среди густых зарослей дубов и ивняка, не увидел на горизонте среди рощиц и лесков синие и золотые башни Тарантии.

Теперь он вступил в обжитые края, и его продвижение вперед замедлилось. Конан выбирал обходные пути и тропы через густые леса. Уже сгущались сумерки, когда он достиг плантации Сервия Галанна.

Окрестности Тарантии избежали жестокого разграбления, от которого пострадали восточные провинции. Разумеется, следы прошедшей армии можно было увидеть в сломанных оградах, вытоптанных полях и опустошенных амбарах, но здесь, по крайней мере, огонь и сталь не свирепствовали напропалую, собирая кровавую жатву.