Евангелия достаточно ясно указывают, что в Иисусе некоторое время видели перевоплощение Илии, о котором имелось народное поверье, что он никогда не умирал. «Илия» было именем большой политической силы, так как считалось, что его возвращение будет непосредственно предшествовать приходу Мессии. Чем сильней Иисуса отождествляли с Илией, тем решительней должен был стать народ в предстоящем выступлении против римлян.

Фигура нового Илии была для римлян и проримских евреев не менее несносной, чем популярная фигура Мессии. Так что чудесные исцеления Иисуса были не простым проявлением религиозного рвения, как на современных «евангелических» собраниях. Они были политическими актами, подтверждающими приближение великого дня, когда римляне будут выброшены из Святой земли.

Следует еще раз подчеркнуть, что ничто в чудесах Иисуса не могло склонить евреев воздавать ему божественные почести. Чудеса, о которых в Евангелиях сообщается как совершенных Иисусом, ничуть не более велики, чем те, о которых в еврейском Писании повествуется как о совершенных пророками.

Тело и душа

Невозможно лучше проиллюстрировать еврейскую доктрину неразрывного континуума тела и души.

Раскаяние

Фарисейские притчи часто связаны с толкованием какого-нибудь библейского текста. Вероятно, как доказывали Грейвз и Подро, что и многие из изречений и притч Иисуса были первоначально подобным же образом связаны с этими текстами.

Враннехристианской литературе есть много упоминаний назареян. Однако они рассматриваются там как еретическая иудействующая секта, а не как носители первоначальных верований Иерусалимской церкви. Что первые христиане именовались назареянами, видно из Нового Завета, где говорится о «Назорейской ереси» (Деян., 24:5), и из еврейских источников (Евангелие от евреев, Ноцрим). Упоминание назареян и их верований можно найти в сочинениях Юстина Мученика, Епифания, Иеронима, Иренея, Ипполита и Оригена. Назарейское Евангелие (или Евангелия) были устранены, уничтожены, но некоторые фрагменты их сохранились (Евангелие от евреев, Евангелие Петра). Hugh Schonfield в книге «An Old Hebrew Text» (1927) выдвинул аргументы в пользу того, что средневековый еврейский антихристианский труд «Толдот Иешуа» является переработкой одного из иудео-христианских евангелий.

Позже назареян называли эбионитами, сохранилось важное эбионитское или частично эбионитское сочинение «Псевдо-Климентины» («Гомилии Климента» и «Встречи Климента»).

Первым ученым, отождествившим назареян с первоначальными иудео-христианами и опознавший раннюю историю церкви как борьбу между назареянами и павлинистами, был F.C. Baur («Kirchengeschichte», 1853). Современное научное рассмотрение этого тезиса см. в книгах S.G.F. Brandon «The Fall of Jerusalem and the Christian Church» (1957) и «Jesus and the Zealotes» (1967). Впечатляющая попытка реконструкции доктрины назарейства содержится в книге R. Graves и J. Podro «The Nazarene Gospel Restored» (1953).

Многие ученые продолжают оспаривать точку зрения, согласно которой ранние христиане не верили в божественность Иисуса, и солидарны в этом с официальной позицией католической церкви, считающей назареянство позднейшей ересью.

Эту книгу перевел на русский язык мой отец Анатолий Маркович Членов (1916–1990). Он был интересным человеком и принадлежал к наиболее трагическому поколению недавно минувшей эпохи – к тем, чье детство пришлось на Первую мировую и на эпоху революций и гражданских войн в России, чью молодость унесла Вторая мировая война. Биография отца не следовала стандартной схеме – бабушка и дедушка еще соблюдают кашрут и потихоньку молятся в синагоге, отец и мать подаются в большевики, а уж сам имярек, а еще вернее – его потомки уподобляются тем детям, у которых была оскомина от кислого винограда, который ели их отцы. У Тилли, так его звали его родные, все было не совсем так. Дедушки и бабушки его, жившие в небольшом городке Новозыбкове, в ту пору Черниговской губернии, а сейчас Брянской области России, кашрут, наверное, действительно соблюдали, но как-то не рьяно. Моя бабушка любила вспоминать, что за отцовским столом всегда подавали ветчину. «Почему?» – спросил у нее я. «Какой ты чудак, – ответила она мне. – Чтобы мы лучше питались. Но сам папочка никогда не ел!» Родители его большевиками никогда не были, в партии никто из них не состоял и революцию не делал.

Такой вот нестереотипный облик местечка и не самая типичная для людей тех лет биография. А на самом деле так оно и было. Тогда, в конце XIX века, местечко уже начало распадаться и разрушаться. Большинство молодежи стремилось поскорее вырваться оттуда, причем не обязательно в большевики или эсеры. Привлекала еврейских юношей и девушек того времени та витавшая в воздухе, но плохо определяемая словами стихия под названием «русская интеллигенция», тот «особенный еврейско-русский воздух…»{Строка русско-еврейского поэта Довида Кнута (1900–1955) из стихотворения «Кишиневские похороны (1932) ( прим. ред.).}, что уже в XX веке, во времена отцовской зрелости, проявит себя как в Союзе, так и в эмиграции. Родители моего отца потянулись еще в самом начале XX века в Петербург, где уже жила старшая сестра бабушки, вышедшая замуж за адвоката. Самой же бабушке пришлось для временного пребывания у сестры обзавестись дипломом «повивальной бабки второго разряда», который до сих пор хранится в моем домашнем архиве. В 1914 году родители моего отца, как они сами говорили, «венчались» в петербургской синагоге. Уже шла война, уже звучал колокол по старой еврейской жизни, по привычному еврейскому народу, с его идишем, уникальным образом жизни, манерой поведения, культурой. Отец отца, Мордух Нисонович Членов, который вскоре станет Марком Николаевичем, решает уехать с молодой женой в Баку, в развивающийся нефтяной центр, где уже поселился один из родственников. Там в октябре 1916 года у них рождается сын, получивший еврейское имя Натаниэль Богдан. Последнее имя было дано ему в честь его бабушки Богданы, кроме того, и Натаниэль, и Богдан имеют одно и то же значение – «Богом данный». Понятно, что долго такое имя не продержалось и сохранилось только в устных семейных анналах. Мальчик вскоре получил «детское» имя Тилюсик, впоследствии Тилли. А когда вырос, стал Анатолием Марковичем, каковым и прожил всю остальную жизнь.

Революции и войны застают семью в Грозном, где Марк Николаевич редактирует газету «Горский голос», призывающую к лояльности по отношению к Временному правительству и войне до победного конца. В 1918 году семья решает вернуться в Новозыбков и добирается до него за полгода. Своего рода подобие странствий по пустыне народа Израиля, которому на преодоление пути длиной в несколько месяцев понадобилось 40 лет. Но путь был пройден, и в конце его бывшие местечковые евреи стали новыми людьми, которым предстояло жить в Советском Союзе. Нет надобности говорить, что отец не получил традиционного еврейского воспитания. Хотя не так все просто. В дневнике, который вела его мать, моя бабушка Елена Владимировна (Ента Вульфовна), я прочел, что маленький Тилюсик учился бодро произносить по-еврейски слова ядаим, т.е. «ручки» и хотем, т.е. «носик». На фотографиях того времени у маленького мальчика на шее висит цепочка с магендавидом. В домашнем архиве я нашел письмо к отцу от того самого дяди, адвоката, который когда-то имел право жительства в Петербурге. Уже в 1929 году он писал племяннику, что скоро тот пройдет обряд бар-мицвы, наложит тфилин и станет полноправным членом еврейского народа. Наша семья имела все признаки просвещенного еврейского семейства, вписанного в просвещенное же русское общество, но отнюдь не чуждого и национальному самосознанию, опять же в просвещенной форме. Но это продлилось недолго и кардинально изменилось в бурные 20–30-е годы, когда семья, после некоторых странствий, оказалась в Москве.