Шрифт:
Он резко встал и теперь стоял, широко расставив ноги и глядя на нее потемневшими глазами:
– Я тебе противен?
– Не то слово… – Она уже поднялась с дивана и теперь приводила в порядок одежду. Лицо ее было красным и мокрым от слез.
Бежать! Бежать! Но сначала позвонить Захару, чтобы он приехал и забрал ее отсюда! А еще она скажет, что ее чуть не изнасиловали!
Она бросилась в ванную комнату, заперлась там, достала из кармана телефон, и когда ее взгляд упал случайно на полочку под забрызганным, в мутных потеках зеркалом, волосы на ее голове зашевелились: она увидела свою расческу, заколки, крем в баночке и даже флакон своих духов! Ошибки быть не могло!
– Извращенец, – прошипела она, глядя на дверь, за которой жил и дышал ставший ей теперь ненавистным Валентин. Значит, он подворовывал ее вещи…
На веревке над ванной она увидела и еще кое-что, отчего ей стало дурно. Розовые трусики. Ее трусики.
– Какая гадость, – заплакала она. Потом собралась, набрала номер Захара. И в эту минуту услышала голос за дверью:
– Ты останешься здесь, со мной. Если сбежишь или позвонишь своему мордовороту с крестьянской рожей, пеняй на себя. Я выступлю в суде свидетелем и подтвержу, что 11 мая, в три часа дня ты, моя любовница, вышла от меня со словами: «Я должна это сделать!», а вернулась вечером никакая, что тебя рвало в ванной комнате… Я помогу прокурору доказать, что это ты убила какого-то там Рыбина, что это ты вытолкнула его из окна, что ты – убийца. Леву твоего, телка, отпустят, а тебя, беременную, посадят. И ты родишь в тюрьме. Я расскажу в суде душещипательную историю о групповом изнасиловании в Марксе, тем более что это чистая правда. Пусть весь город об этом узнает…
Она подошла к самой двери.
– Ты не сделаешь этого, Валя, – прошептала она. – Ты же знаешь, что я никого не убивала.
– Убивала. Поэтому-то твои родственнички и забеспокоились, забегали… Может, ты не знаешь, но это твоя свекровь принесла ко мне сюда твои вещи, как если бы ты сбежала от Левы ко мне, чтобы я помог тебе с алиби. Все же знают, что ты грохнула этого Рыбина и сбежала. Тебя все ищут!
Она слушала и ничего не могла понять. Поверить в то, что он сказал, было невозможно. Чтобы Дина Робертовна пришла сюда и принесла ее вещи?! Чтобы она поверила в то, что Гера убила человека? Бред! А Валентин – идиот! И очень, очень опасный и подлый человек!
Она опять набрала номер Захара и, когда услышала его голос, разрыдалась:
– Захар, пожалуйста, забери меня скорее отсюда… Я заперлась в ванной комнате, он пристает ко мне…
– Еду, – глухо прорычал Захар. – Убью гаденыша!
19
Татьяна Рыбина проводила мужа, закрыла ворота и вернулась в дом. Огромный пустой дом, стены которого никогда не слышали детского смеха. Рыбин никогда не упрекал жену за бесплодие, жили дружно, без ссор и скандалов. Он зарабатывал деньги, она содержала в чистоте и порядке дом. Научилась сама коптить мясо и даже ловила рыбу, когда было настроение. Встанет утром, еще затемно, оденется потеплее, возьмет рюкзачок со всем необходимым и отправится на лодочную станцию, отвяжет лодку и – на Волгу, встанет между островами, якорь опустит, удочку закинет и смотрит на поплавок… Кругом тишина, чувствуется дыхание воды, поднимаются с полей и лесов ароматы цветов и хвои, и такая охватывает благодать…
Татьяна – мужнина жена, никогда не представляла себя без него, и когда он болел или попадал в аварии, боялась представить себе, что будет с ней, если его не станет. Наверное, тоже умрет!
О смерти своей думала, когда заболел ее Владик болезнью особенной, душевной, когда влюбился он, как мальчишка, и от стыда ли, от счастья ли переживал сильно, мучительно, не зная, как взглянуть в глаза законной жене, зная, что виноват перед ней, что предает ее всякий раз, когда встречается с другой женщиной. Не приходил ночевать, звонил, говорил, что много работы в санатории, что затянулся ремонт на свиноферме, находил тысячи причин, чтобы только не возвращаться домой. Татьяне, конечно, доложили: Лилей зовут. Повар она в санатории. Что это первая любовь Владислава Ивановича, что они знакомы давно и что дочка ее, Лида – его дочь.
Сколько раз мысленно она разговаривала с ним, мол, отпускаю, иди уже к своей Лиле, живите и будьте счастливы. Но когда видела его, такого родного, не могла проронить ни слова, ловила его взгляды, кормила его, спать укладывала и, ложась с ним рядом, отгоняла от себя образ разлучницы, научилась обманывать себя, довольствоваться тем, что есть.
Горничные, официантки, уборщицы, прачки, все, кто работал в «Орлином», жили в Марксе, а город маленький, все друг друга знают, ну и докладывали с разных сторон подробности романа Рыбина с Лилей.
Однажды не вытерпела Татьяна, сама поехала на автобусе в санаторий, пробралась в кухню, как будто бы заблудилась, хотела увидеть эту самую Лилю. Увидела и удивилась: что же он нашел в этой простой женщине? Маленькая, пухлая, розовощекая, в поварском колпаке, из-под которого выбиваются светлые кудряшки. Лицо, правда, умное, взгляд сосредоточенный. Говорят, что она хороший повар, работящая, с хорошим характером, неконфликтная, уважают ее в «Орлином», ценят. Когда же она, уставшая, распаренная, пахнущая пирогами и щами, ублажает Владика, где они встречаются, в одном из номеров, обнимаются под шерстяным одеялом, говорят друг другу ласковые слова, быть может, строят планы на будущее? При слове «любовница» воображение рисует молодую стройную женщину, яркую, нахальную, полураздетую. А здесь – маленькая повариха Лиля.
Вот когда почувствовала Татьяна, что Владик ее созрел для серьезного разговора, что он может уйти из ее жизни, вот тогда и начала думать о смерти, о том, что не сможет она жить в одном городе со счастливой парой, что это слишком больно, чтобы терпеть. Что лучше умереть!
Все разрешилось само собой. Чудовищно, трагично, невероятно. В холодное ноябрьское утро 2001 года, когда Таня спала дома, в своей кровати на плече мужа и была счастлива, что эту ночь он провел с ней, что они пока что вместе и он нежен и ласков с ней, ему позвонили на сотовый и сказали всего два слова. Она тоже услышала их. Невозможно было не услышать.