Стрельцов неожиданно произнес:

– Выпить бы! У тебя нет?

– Откуда? Хотя… у старшины должен быть спирт. Он вчера говорил, что у соседей на что-то выменял. А чего тебе выпить захотелось?

– Не знаю. Захотелось, и все! Немного, для разрядки.

– Понимаю! Так я к старшине слетаю?

– Давай! Я тебя здесь подожду.

Раневич скрылся за позицией ближайшей БМД. Стрельцов присел на бруствер углубленного бойцами взвода окопа.

Вернулся друг быстро, но недовольный.

– Ты чего физиономию кривишь, будто лягушку проглотил? – спросил Стрельцов.

– Какую, на хрен, лягушку? Митрин, конь педальный, вчера почти весь спирт уговорил.

– Один?

– Со старшинами других рот. Один он у нас не пьет, аристократ долбаный! И не посмотрел, что гнет утром с похмелья.

– Ну что ж, значит, облом?

– Да не, Юр, тут, – он достал из-за пазухи фляжку, – граммов пятьдесят осталось. Развести побольше, хватит по граммульке. Как раз разрядиться.

– А вода?

– Ну, этого добра здесь навалом!

Он повернулся, увидел солдата, крикнул ему:

– Боец! Ступай сюда!

Солдат подошел. Раневич спросил:

– Из какой роты?

– Из девятой!

– Это хорошо! Вот что, боец, принеси-ка водички!

– В чем?

– В каске, если не найдешь тару поменьше. И давай быстрее, раненый пить хочет.

Солдат вернулся через считаные минуты, принес литровую пластмассовую бутылку воды.

– Тара не из-под тормозухи? – спросил Раневич.

– Не, из-под минералки!

– Ладно, ступай. Спасибо!

Боец ушел. Раневич разбавил спирт. Офицеры выпили.

– Мало! – сказал Стрельцов.

– Да, маловато будет. Но водкой теперь если и разживемся, то только в Грозном. Кстати, пока наши начальники стягиваются, может, пойдем посмотрим на этот грозный город Грозный?

– Чего ты сейчас в темноте увидишь?

– Подступы посмотрим, да и до города недалеко, хоть что он сейчас представляет, глянем.

– А охранение?

– Так мы к моим пойдем. Они как раз справа на посту стоят.

Стрельцов согласился:

– А, пойдем, все одно делать нечего!

Офицеры направились к правому флангу после боя приведенной в порядок линии обороны, теперь уже не чеченских боевиков, а 3-го усиленного парашютно-десантного батальона. Охранение пропустило их, но ничего толком офицеры не увидели. Внизу селение, дальше домики, похожие на дачи, затем очертания целых и разрушенных зданий, освещаемых горящими нефтяными скважинами на окраинах города. И больше ничего. Слишком темно. Взводные вернулись в подразделения. Хоть и не рассмотрели Стрельцов с Раневичем Грозный, но он произвел на них угнетающее впечатление. От него исходила скрытая, коварная угроза. И эта угроза словно висела в задымленном черном небе огромным облаком, которое накрывало позиции батальона.

Пришел с совещания ротный, ничего особого не сказал. Вместе проверили личный состав и, быстро поужинав, завалились в командирской палатке спать. Прошедший день выдался тяжелым. Что несет день грядущий? На этот вопрос у офицеров ответа не было.

А наутро 27 декабря на позиции вышел Голубятников. Подняв к глазам бинокль, он начал осматривать Грозный. Увидел сильные разрушения, пожары, которые никто не тушил, даже частных домов, не говоря уже о каких-то промышленных зданиях. В небо поднимался черный дым от горящих нефтяных скважин. Грозный словно вымер, на улицах ни человека, только собаки, сбившись в стаи, шарят в поисках пропитания. Мрачная картина. Комбат перевел бинокль на ближайшие подступы. Частный сектор, дачный поселок, аул. Там та же картина. Никого, разве что дома и дачи не горят. Неожиданно что-то подсказало Голубятникову – долго он смотрит с одной позиции. Пригнулся – и тут же со стороны ближних домов аула раздался выстрел. В стенку бруствера окопа ударила пуля. Она шла точно в голову, и, не пригнись командир батальона, его труп сегодня же отправили бы в Рязань. Охрана комбата и снайпер одной из рот открыли ответный огонь. Со стороны аула щелкнул еще один выстрел. Этот достиг цели: на дно окопа с пробитым горлом опустился солдат. К нему бросились солдаты охранения, но помочь уже ничем не могли.

– Лепшин! Заметил, откуда стреляли? – крикнул снайперу комбат.

– Из второго или третьего дома, что на ближней к нам окраине.

– А точнее?

– Не засек.

– А дух засек! Так какого хрена ты шарахаешься по траншее? Сколько духов снял?

– Пока ни одного.

– Ни одного?! Ищи цель! Уйти стрелок не мог.

Снайпер выставил над окопом триплекс, снятый с боевой машины. Он позволял вести наблюдение без угрозы поражения противником наблюдающего, так как тот находился в укрытии. Вскоре, отложив триплекс, Лепшин схватил винтовку, вскинул ее и, выдержав паузу в доли секунды, прицелившись, выстрелил. После выстрела опустился на дно окопа, проговорив:

– Ни хрена себе!

– В чем дело, рядовой? – спросил Голубятников.

– Баба!

– Что за баба? – удивился Комбат.

Снайпер указал рукой на бруствер:

– Там была баба. Красивая, белокурая, волосы черной лентой перевязаны. Молодая, лет двадцать пять, не больше.

– Да что за баба? Что произошло? Доложил! Быстро!

– Так это, стреляла по нам баба-снайпер. И не чеченка, блондинка.

– Точно?

– Да я ж ее завалил. Поймал в прицел и всадил пулю прямо в черную ленту. Мне показалось, она в последнюю минуту увидела меня.