— Михаэль, — сказал я, — позвольте кое-что вам объяснить. Большинство наших членов — одинокие женщины, которые приходят сюда пообедать, выпить или лечь в постель, не желая бывать там, где к ним нахально пристают. Если они хотят выпить, позавтракать, пообедать и уйти домой — прекрасно. Если они хотят иметь «сцену» — пожалуйста. Они за все платят, рассчитывая, что за это с ними будут обращаться как с уважаемыми клиентами. Именно так мы пытаемся вести дело. Нам вовсе не улыбается, когда их в баре встречают чужие парни и начинают навязывать свое общество. Я говорил Антони, что когда наша клиентка захочет трахнуться, к ее услугам жеребец. Вы просто подрываете наш бизнес.

Гелеско глядел на меня.

— Заткни его себе в задницу, — самым теплым дружеским тоном сказал он, повернулся и зашагал в бар.

После нашего обеда у «Блотто» я не видел Артура Эндерса, и последнее, что слышал о нем, — сообщение Дженни о возможной постановке его пьесы. Меня не очень обрадовал его звонок. Переносить успехи друзей порой бывает нелегко.

Но я вошел в роль и поздравил его.

— Мне Дженни сказала, — сообщил я, надеясь, что ему неприятно будет узнать о наших встречах.

— Знаю, она говорила. Это еще окончательно не решено, Питер. Но если они одобрят, продюсер обещает летом премьеру.

— Дай Бог, — сказал я. — И не забудь для меня два стоячих места в проходе. Как Дженни?

— Господи, да прекрасно! — с теплым чувством прокричал он. — Что за женщина!

— Да, — сказал я.

— Вот чего я звоню, Питер, ты Кинга Хейеса давно видел?

— Кинга? Давно. Он больше не с нами. Уж месяца два.

— Знаю. Он мне рассказывал. А известия от него есть?

— Нет. А что? Случилось что-нибудь?

— Ну… — В его голосе слышалась озабоченность. — Тебе известно, что он жил с женщиной по имени Луэлла?

— Известно.

— Так вот, он явился к «Блотто» с неделю назад и сказал, что порвал с ней. Боже, вид у него был ужасный! Практически законченный пропойца.

— «Манишевичем» не сопьешься.

— А он перешел на джин. Я хочу сказать, он был весь грязный, небритый и не держался на ногах. Его оттуда выкинули и велели больше не появляться.

— Выкинули из «Блотто»? Господи, звучит так же невероятно, как не пустили в «Макдональдс».

— Ну, я пристроил его обратно в тот вшивый отель на Бродвее. С тех пор заходил пару раз, знаешь, думал, может, дать ему пару баксов. И не нашел. Так от него ничего нет?

— Ни слова.

— Ума не приложу, что делать, — волновался Артур. — Такой замечательный парень. Не хочется, чтоб он стал бродягой.

— Артур, ты не несешь за него ответственности.

— Питер, — изумился он, — да ведь он наш друг. Мы просто не можем позволить ему окончательно спиться.

Я набрал в грудь воздуху.

— Кинг должен сам решать свои проблемы.

— Да Боже мой, Питер, по крайней мере мы можем помочь ему с деньгами! Дать ему знать, что мы беспокоимся. Ведь это уже кое-что, правда?

— Наверно, Артур.

— Ну, попытаюсь его поймать. Если объявится, дай знать.

— Конечно. И желаю удачи с пьесой, Артур. Как она называется?

— «Солнце на закате».

— Уверен в грандиозном успехе, — соврал я.

Я был угнетен этим разговором. И расстроила меня не столько судьба Кинга, сколько реакция Артура.

Неужели я утратил такое простое свойство, как милосердие? Мне не хотелось так думать. Я решил отныне быть добрее, отзывчивее — ко всем. Как Льюис Стоун в «Энди Харди». [34]

Вот роль, которую я мог бы сыграть.

Конторка Марты на первом этаже была меньше нашего с Янсом офиса, но уютней, с зеленью и несколькими слоновыми статуэтками, принесенными ею из дома. Меня позабавило, что она расставила их так, чтобы задранные хоботы указывали на дверь — к счастью.

Когда я вошел, она сидела за столом, читая передовицу в «Нью-Йорк таймс». Увидев меня, поспешно свернула и отложила газету. Напрасно: я уже читал статью, которую она прятала.

На газетных страницах излагалось заявление Уилсона Боукера о том, что он намерен баллотироваться в губернаторы на платформе законности и порядка. Его программа включает восстановление смертной казни, ужесточение приговоров, строительство новых тюрем, укрепление полиции города и штата и принятие нового закона, по которому обвиняемые в уголовных преступлениях подростки должны представать перед тем же судом наравне со взрослыми.