— Отошли ее Октавию Цезарю, — посоветовала Марта. — Он все может уладить.

Мы ехали в плотном потоке транспорта по Пятой авеню, и Марта еще раз спросила:

— Ты уверен, что видел Уилсона?

Я кивнул.

— Наверно, зря я тебе рассказал.

— Нет, не зря.

— Хочешь спросить его об этом?

— Уилсона? Господи, что ты! Пришлось бы объяснять, откуда я знаю старика.

— «О, какую паутину мы плетем…» [42]

— Перестань нести дерьмо, — сказала она, — и следи за светофором.

Я поставил «датсун» перед входом в «Питер-Плейс» и велел привратнику — зачисленному в штат под именем Годзилла — присматривать на ним. Марта ушла к себе в офис принимать заявки на завтраки, обеды и «сцены».

Я погрузился в привычную утреннюю рутину: обошел бар, кухню, столовую, спальни, проверяя, на месте ли сотрудники и все ли готово к открытию.

Явился Янси Барнет принимать гостей в первую смену. Костюм-тройка из мягкой серой фланели, рубашка в полоску с белым виндзорским воротничком, сочного цвета галстук. В петлице гвоздичка.

— Очень впечатляет, — одобрительно кивнул я. — По какому случаю?

— Кажется, я влюблен, — сообщил он.

— И кто этот счастливец? — спросил я, а он засмеялся. — Янс, мне надо везти Кларе Хоффхаймер ее долю награбленного, вернусь через час. Держите оборону.

Идея Клары пополнять поток жеребцов из рядов вооруженных сил, привлекая военнослужащих, находящихся в увольнении или закончивших срок службы, работала прекрасно. Удивитесь ли вы, узнав, что мы заполучили также нескольких нью-йоркских полисменов и одного служащего ФБР?

В то утро на Кларе висело жемчужное ожерелье в три ряда, и не подделка. Жемчуг, по-моему, искусственно выращенный, отличного качества. Я заметил и новое кольцо с топазом, весьма смахивающее на кастет.

Я смотрел, как она тщательно пересчитывает деньги.

— Все тут?

— Все правильно, — кивнула она, не потрудившись добавить «спасибо».

— У вас такой цветущий вид, Клара, — небрежно заметил я. — Дела идут?

— Лучше некуда.

— Оно и видно.

Она похотливо ухмыльнулась.

Была она такой же мясистой, как Марта, только вульгарней — настораживающе опасный хищник. Интересно, как умеряет ее прожорливость Октавий Цезарь? Потом я подумал, что, возможно, именно это и привлекает его.

Она вышла из-за стола и пристроилась пышной задницей на ручке моего кресла. Обвила рукой мою шею.

— Мне нравится работать с вами, Питер, — произнесла она хрипловатым гортанным голосом. — У нас много общего.

Не самая приятная новость, услышанная мною в то утро.

— И мне нравится работать с вами, Клара, — соврал я. — Это выгодно нам обоим.

— Может быть, запереть дверь в контору? — предложила она, хихикнув.

В моем воображении возникла чудовищная картина: разложенная на столе, она катается по карандашам, обрывкам скотча и скрепкам, а сверху я, стонущий и пыхтящий.

Но останавливало меня не это. Я не собирался губить будущее «Питер-Плейс», наставляя рога Октавию Цезарю. Я лихорадочно соображал и наконец заговорил с горечью и печалью:

— Клара, как бы мне хотелось сойтись с вами ближе! Но мы с Солом были такими друзьями… Когда я только думаю о нас с вами… вижу Сола, издалека с укором взирающего на меня. А если я и в самом деле предам его… Понимаете? Я просто не могу сделать это в память о Соле.

Еще несколько фраз в том же духе, и она встала, вернулась за стол, мне показалось, что глаза ее наполнились слезами.

— Питер, — сказала она, всхлипнув. — Я хочу, чтоб вы знали — я все понимаю. И уважаю вас.

Это было одно из лучших моих представлений.

В «Масленичном зале» горела только одна лампа в углу. В центре за карточным столом сидели Каннис, Гелеско, Марта и я. Толстый слой сигарного дыма клубился в полумраке, словно туман.

Я объяснил двум балбесам, что детектив Люк Футтер затребовал на смазку двадцать тысяч в месяц.