— Но вы их не имеете, — напомнил Игги. — И где собираетесь взять?

Я посмотрел на Марту. Такими деньгами ворочает ее друг, Уилсон Боукер. Может, она возьмется добыть нужную сумму? Но она молчала.

«Питер-Плейс» спас Оскар Готвольд.

— Дорогая, — сказал он Марте, — а эти два твоих бывших босса из «Баркаролы»? По моему мнению, у них либо есть два миллиона, либо они знают, где их взять.

Она ответила не сразу. Потом кивнула. Потом сказала:

— Это крепкие орешки, Оскар. О чем тебе хорошо известно. Если они решатся войти в дело, то пожелают взять все в свои руки, а мы с Питером будем работать за просто так.

— Ладно, — примирительно сказал Готвольд. — Позвольте мне поговорить с ними на эту тему, посмотрим, заинтересуются ли они. Если да, Питер повторит свое представление, на этот раз перед ними.

— Да, — сказала Марта, — пожалуй, так лучше всего. Но помни, владельцы — мы с Питером.

— Ну, разумеется, — заключил Оскар.

Я звонил Солу Хоффхаймеру по меньшей мере раз в неделю и каждый раз говорил одно и то же: присылайте побольше горячих парней. Я ежемесячно доставлял Солу жалованье и видел, как быстро и глубоко затягивает его выпивка. Но в то время у меня были другие заботы.

Я по-прежнему требовал найти достойную замену Уолкотту Сэндзу — полного отеческой заботы «крупного руководителя» в летах. В начале июня он его прислал. Жеребец по имени Янси Барнет (мы стали называть его Янс) семь лет играл психиатра в мыльной опере, пока его персонаж не исчез из сценария.

Этот широкоплечий человек выглядел на сорок два, и даже в центральной голливудской картотеке трудно было бы подобрать лучший типаж. Чудесные серебристо-седые волосы обрамляли добродушное румяное лицо с ярчайшими синими глазами, каких я никогда не встречал. Марта пообщалась с ним, и надо сказать, он произвел на нее огромное впечатление.

— Не хуже Сэндза, — доложила она. — А может, лучше. Не такой ветреный, но симпатичней и нежней.

Вышло так, что он обрел чрезвычайную популярность среди молодых клиенток. И даже старушка Бекки сказала: «Настоящий мужчина».

Янс был чуть сардоничен, в меру остроумен и при необходимости всегда изъявлял готовность помочь. Он, например, сидел в приемной, когда не было Марты, начинал помогать мне с графиком и другими рутинными делами. За это ему, конечно, выплачивали премию.

Однажды он мне сказал:

— Питер, я должен кое в чем признаться. Рано или поздно вы все равно узнаете. Я работаю на два фронта. Но обещаю, что никогда не буду приставать к другим жеребцам.

— Тогда ладно. Чем вы занимаетесь в свободное время, это ваше дело. Вы женаты, Янс?

— Был. Дважды. И дважды ошибся.

— А что случилось? — с интересом спросил я.

— Я сам виноват. Я оба раза ошибся, ибо не знал, что у женщины может быть мягкое тело и твердая воля. Не вынес эмоциональной нагрузки. И теперь просто плыву по волнам.

— Иными словами, — заметил я, — у нас вы нашли идеальную работу.

— Вот именно!

Я позвонил Дженни Толливер снова. На этот раз полный решимости.

— Алло? — послышалось в трубке.

— Это Питер. Пожалуйста, не клади трубку.

Молчание.

— Я только хочу спросить, как ты поживаешь.

— Спасибо, хорошо, — холодно сказала она. — А ты?

— Пока живой. Я обедал с Артуром, и он рассказал, что ты открываешь собственную студию.

— Да. После Дня труда.

— А где? — спросил я.

Золотое правило страхового агента: заставь клиента говорить о себе.

— В Гарменте. Всего-навсего небольшой чердак. Один ассистент, помогает с техникой.

— Желаю тебе самого наилучшего, — сказал я. — Ты ведь знаешь.

— Спасибо, — искренне ответила она.

Как действовал на меня этот голос! Есть голоса, которые волнуют, как звуки старых любимых песен. Вроде бы ничего особенного в них нет — простые, грубоватые мелодии. Но ты извлекаешь их из памяти и наполняешь смыслом.

— А как твои родители? — спросил я.

— Неплохо. Маму мучил артрит, но она к нему уже привыкла.

— Ты давно к ним не ездила?