А потом Харриет принялась за дело – она разболтала всей деревне гадкие, непростительные вещи о Патрике, а Ида и Ричард ей помогали, чего я вовсе никогда понять не могла. Не могли же они не знать, в какую ядовитую тварь она превратилась; в деревне все это знали. Как они могли обратиться против Патрика и стать заодно с ней? Да, я знаю, что вы скажете: во всем виновата я. Ричард и Ида знали, что источником слухов является не сама Харриет, а служанка, которая давно работает у Патрика, предана ему, а потому не имеет причин лгать.

Я сразу поняла, до какого жуткого, отвратительного ужаса довела меня ревность. Я видела, как страдает Патрик, и отчаянно хотела помочь ему, и Франсис тоже, – но не знала как! Харриет видела, как Нэнси входила в дом Патрика и выходила из него ночью. И Ричард Негус тоже это видел. Недостаточно было просто сказать, что я солгала, надо было придумать подходящее истолкование поздним визитам Нэнси в дом викария. Иначе Харриет, которая отнюдь не была дурой, быстро раскусила бы, что к чему.

Стыдно сказать, но я отчаянная трусиха. Людям вроде Ричарда Негуса или Иды Грэнсбери все равно, что подумают о них другие, если они сами считают себя правыми, но я не такая, как они. Мне всегда было важно производить хорошее впечатление. Если бы я сказала тогда, что солгала, меня возненавидела бы вся деревня, и по заслугам. Я слабый человек, месье Пуаро. И я ничего не сделала и ничего не сказала, потому что боялась. И тогда Нэнси, которая сама была в ужасе от моей лжи, вышла вперед и рассказала правду: о том, что они с Патриком любили друг друга и тайно встречались, хотя ничего плотского в их отношениях не было.

Но попытка Нэнси защитить Патрика только ухудшила дело. «Мало того, что он шарлатан, обманывающий прихожан и насмехающийся над Церковью, так он еще и прелюбодей!» – вот что стали говорить о нем люди. Франсис не смогла этого вынести и покончила с собой. Когда Патрик нашел ее, он понял, что не сможет жить с этой виной, ведь, в конце концов, все случилось из-за его любви к Нэнси. Он не смог исполнить свой долг по отношению к Франсис. И тогда он тоже принял яд.

Деревенский доктор заявил, что причиной обоих смертей стала неосторожность в обращении с ядом, но он солгал. Это были самоубийства – еще один грех в глазах святых вроде Иды Грэнсбери и любителей бичевать грешников вроде Харриет Сиппель. Патрик и Франсис оставили каждый по записке. Я нашла их и отнесла доктору, Амброузу Флауэрдейлу. Он их, наверное, сжег. Он тогда сказал, что никому не даст нового повода хулить Патрика и Франсис. Доктору Флауэрдейлу было противно, что вся деревня так на них ополчилась.

Смерть Патрика разбила мне сердце, оно и по сей день разбито, месье Пуаро. Я хотела умереть, но потом решила, что теперь, когда Патрика нет, должен остаться кто-то, кто любит его и помнит о нем, – как будто это могло отменить или перечеркнуть то, что вся деревня Грейт-Холлинг считала его чуть ли не дьяволом во плоти!

Утешением мне служило лишь то, что я была не одинока в своем несчастье. Ричард Негус устыдился той роли, которую он сыграл в этом деле. Он единственный из очернителей Патрика изменил свое мнение о нем; как только Нэнси рассказала свою историю, он понял, что моя дикая ложь просто не могла быть правдой.

Прежде чем переехать в Девон, в дом своего брата, он нашел меня и задал прямой вопрос. Мне хотелось сказать ему, что в пущенном мной слухе не было ни грана правды, но я не посмела и потому просто промолчала. Сидела и ничего не говорила, словно мне язык отрезали, и Ричард принял мое молчание за признание вины.

Из Грейт-Холлинга я уехала вскоре после него. Сначала я вернулась к Сэмми, но в Кембридже так много всего напоминало мне о Патрике, что я просто не могла оставаться там, и отправилась в Лондон. Это была идея Сэмми. Он нашел здесь работу, представил меня кое-кому, и я тоже смогла устроиться. Сэмми предан мне так, как я была предана Патрику. Я должна быть благодарна ему за это. Он снова просил меня выйти за него, но я отказалась, хотя и продолжаю считать его своим самым близким другом.

С переездом в Лондон в моей жизни началась новая глава. Но и здесь мне тоже все было не мило; дня не проходило, чтобы я не вспоминала о Патрике, не думала о том, как это ужасно, что я никогда не увижу его снова. И вдруг в сентябре прошлого года я получила письмо от Ричарда Негуса. Прошло пятнадцать лет, но у меня не было такого чувства, будто мое прошлое догнало меня – ведь я никогда его от себя не отпускала!

Мой лондонский адрес дал Ричарду единственный человек в Грейт-Холлинге, которому я его сообщила: доктор Амброуз Флауэрдейл. Не знаю почему, но мне хотелось, чтобы кто-нибудь оттуда знал, где я. Помню, я тогда еще подумала, что не хочу исчезать бесследно. Я как чувствовала…

Нет, я не стану так говорить. Неправда, будто я чувствовала тогда, что настанет день, когда Ричард Негус разыщет меня и попросит помочь ему исправить старое зло. Скажу только, что мной владело смутное, но сильное предчувствие. Я знала, что деревня Грейт-Холлинг еще сыграет свою роль в моей жизни, так же как я – в ее. Вот почему я позаботилась о том, чтобы сообщить доктору Флауэрдейлу свой новый адрес.

В письме Ричард написал, что нам надо встретиться, и мне в голову не пришло ему отказать. Неделю спустя он приехал в Лондон и без долгих околичностей спросил: согласна ли я помочь ему исправить непоправимое зло, совершенное нами много лет назад? Я ответила, что не верю в то, что зло можно исправить. Патрик мертв. Его уже не вернешь. Ричард ответил:

– Да. Патрик и Франсис мертвы, а мы с вами уже никогда не узнаем счастья. Но что, если мы принесем равноценную жертву?

Я не поняла. И спросила его, о чем он.

Он сказал:

– Если это мы убили Патрика и Франсис Айв, – а я считаю, что так и было, – то разве не должны мы заплатить за это своими жизнями? Разве вы и я в силах вкушать радости, которыми наделяет жизнь других людей? Отчего так? Отчего время не лечит наши раны, как ему положено? Не оттого ли, что мы не заслуживаем жизни, когда бедные Патрик и Франсис лежат в земле? – Глаза Ричарда темнели, пока он говорил, из карих став почти черными. – Закон этой страны карает лишением жизни тех, кто сам отнимает ее у невинных, – сказал он. – Мы обманули закон.