Карл Дюпрель сообщает следующий факт: «Один из моих друзей, университетский профессор, имел несчастье лишиться дочери, и это пробудило в нём интерес к проблеме бессмертия. Он обратился к своим коллегам, профессорам философии, надеясь найти утешение в их ответах. Но его постигло разочарование: он просил хлеба, ему предложили камень; он искал утверждения, ему ответили неопределённостью!»

Франциск Сарси, этот совершенный образец университетского профессора, писал: «Я человек земной. Я не знаю ничего о том, как я сюда попал и почему меня сюда бросили. Я точно так же не знаю, как я отсюда уйду и что будет со мною после моего ухода».

Невозможно сознаться в этом с большею откровенностью: школьная философия после стольких веков исследований и труда всё ещё остаётся доктриной без света, без чувства, без жизни. [51] Душа наших детей, мечущаяся между разными и противоречивыми системами — позитивизмом Огюста Конта, натурализмом Гегеля, материализмом Стюарта Милля, эклектизмом Кузона и т. д. — пребывает в неопределённости, лишённая идеала и достойной цели.

Отсюда раннее уныние и всеразъедающий пессимизм, эти болезни упадочного общества, страшная угроза будущему, к которой добавляются горький цинизм и насмешливый скептицизм стольких молодых людей, верящих лишь в удачу и поклоняющихся только успеху.

Известный профессор Рауль Пиктэ отмечает это состояние ума во введении к своей последней работе о физических науках. [52] Он говорит о разрушительном действии, которое оказывают на ум его учеников материалистические теории, и заключает: «Эти несчастные молодые люди допускают, что всё происходящее в мире является необходимым и фатальным следствием первичных причин, на которые воля их повлиять никак не может; они полагают, будто собственное их существование поневоле является игрушкою неумолимого рока, во власти коего они все находятся, связанные по рукам и ногам. Эти молодые люди отказываются от борьбы при встрече с малейшими трудностями. У них больше нет веры в себя. Они делаются живыми склепами, в коих оказываются безвозвратно замкнуты их надежды, усилия и желания, — общими могилами, в которых погребается всё, что заставляло их сердце радостно биться, пока не пришёл день их интеллектуального отравления».

Всё это приложимо не только к некоторой части нашей молодёжи, но и ко многим людям нашего времени и нашего поколения, у которых можно отметить определённого рода моральную усталость и внутреннюю опустошённость.

Ф.Мейерс в свою очередь признаёт это: «Есть своего рода беспокойство, недовольство, отсутствие веры в действительную значимость жизни. Пессимизм — нравственная болезнь нашего времени». [53]

Всевозможные немецкие теории — учения Ницше, Шопенгауэра, Геккеля и других — немало, в свою очередь, посодействовали тому, чтобы развить это состояние вещей. Влияние их распространилось повсеместно. В значительной степени им следует приписать медленную работу — тёмное дело скептицизма, отчаяния и уныния, — которая совершается в современной душе человечества.

Пришло время дать решительный отпор этим мрачным доктринам и за пределами официальных форм и обветшавших религий отыскать новые методы образования и просвещения, которые смогут соответствовать повелительным нуждам нынешнего времени. Нужно подготовить умы к необходимостям, к битвам жизни нынешней и жизней последующих. В особенности же нужно научить человека в интересах его действительных целей самопознанию, раскрытию и развитию собственных скрытых сил, в нём дремлющих.

До сей поры мысль замыкалась в сравнительно узком кругу: религии, школы или системы, которые исключали одна другую и враждовали друг с другом. Это привело к нынешнему глубокому размежеванию умов, возникновению доктрин, исполненных насилия и взаимной нетерпимости, смущающих и потрясающих общественный порядок.

Научимся выходить из этих узких рамок и позволять мысли двигаться совершенно свободно. В каждой системе содержится некая часть истины, но ни одна из них не заключает её в себе всю. У Вселенной и жизни обличия слишком многообразны, число их слишком велико, чтобы какая-либо система смогла вместить их все в себя. Из всех этих несвязных концепций, нужно выделить фрагменты истины, в них содержащиеся, и сблизить их, согласовать один с другим; затем, присоединяя к ним новые и многообразные обличья истины, каждодневно открываемые нами, стремиться к величественному единству и гармонии мысли.

Нравственный кризис и упадочность нашей эпохи вызваны в значительной мере тем, что дух человеческий слишком давно обездвижился. Нужно вырвать его из объятий косности, вековых привычек, вознести его к небывалым высотам, не упуская из виду прочные основания, даруемые ему возросшим и обновлённым знанием. И мы трудимся над созданием этого завтрашнего знания, которое даст необходимое мерило оценки, средства проверки и контроля, без которых мысль, предоставленная сама себе, всегда будет находиться в опасности заблуждения.

* * *

Смятение и неуверенность, которые мы отмечаем в образовании, отображаются и усиливаются, сказали мы, во всём социальном порядке.

Повсюду, как внутри так и снаружи, можно наблюдать тревожное состояние кризиса. Под сверкающей поверхностью цивилизации скрывается глубокое беспокойство. Раздражение растёт и ширится в рядах общества. Конфликт интересов, борьба за жизнь ужесточаются день ото дня. Чувство долга ослабевает в сознании человеческом до такой степени, что многие люди даже не ведают боле, в чём долг этот состоит и где искать его.