— Не правда ли, майор, вы проследите за устройством капитана Мюллера?

— Да, полковник, сегодня же утром, как только закончу с вами.

Полковник поднял на подчиненного свои светлые глаза:

— Дорогой Дюмулен, мне больше нечего вам сказать.

Майор вышел.

Офферман недолго оставался в кабинете один, он приказал позвать лейтенанта де Луберсака, который только что прибыл в министерство.

— Ничего не случилось сегодня утром, Луберсак? — спросил Офферман, с удовольствием глядя на великолепного в своем замечательном мундире кирасира, чье мужественное лицо воплощало в себе классический тип красавца-кавалериста.

— Ничего, полковник, — сообщил де Луберсак. — Прибытие короля Греции прошло прекрасно, мы сопровождали его до министерства иностранных дел.

— Толпа?

— Вот невидаль! Довольно равнодушная, но все же любопытствующая; многочисленная на площади Конкорд и улице Риволи.

— Вы наверное волнуетесь, Луберсак, всякий раз, когда вам приходится проходить по перекрестку Рогана? — улыбаясь, спросил Офферман.

— По чести сказать, полковник, да, — ответил лейтенант. — С тех пор, как осколок бомбы, брошенной в испанского короля, оставил рубец у меня на лбу, я всегда об этом думаю.

— Иной раз несчастье к добру, вы скорее получите крест.

Анри де Луберсак кивнул головой.

Офферман начал снова:

— Дорогой друг, вы знаете… исчезнувший документ…

При этих словах полковника офицер принял позу почтительного ожидания.

— Исчезнувший документ, — продолжал шеф, — важен, очень важен. Его надо найти.

— Хорошо, полковник.

— Есть ли у вас в данный момент ловкий и проницательный агент?

Де Луберсак подумал с минуту, потом сказал уверенно:

— Да, полковник.

— Кто это?

— Человек, занимающийся делом В.

— Когда вы его увидите?

— Сегодня днем, полковник, у нас свидание в половине четвертого.

— Эта история повсюду вызвала шум. Некоторые дурацкие газеты, любители скандалов, возбуждают публику слухами о войне, уже заявляют о предстоящем разрыве дипломатических отношений. Финансовый мир поколеблен, евреи продают изо всей силы, а это тревожит, потому что у этих молодцов исключительный нюх… Рента снизилась на два пункта, чего не было со времен инцидента с Марокко… Лейтенант де Луберсак, нужно немедленно включить вашего агента в это дело, конечно, втайне, но активно.

Кирасир спросил:

— На каких условиях?

— Вы сами договоритесь наилучшим образом.

…Группа зевак стояла в Ботаническом саду возле ограды, отделявшей публику от бассейна, где свободно плавало полдюжины крокодилов. Дети под присмотром нянек или гувернанток бросали отталкивающим чудовищам кусочки хлеба, которые те подхватывали на ходу, с сухим щелканьем закрывая свои ужасные пасти.

Вокруг спасительного барьера стояли: нищие в лохмотьях, несколько студентов, один или двое рабочих, неизбежный маленький телеграфист, задержавшийся по дороге, вместо того, чтобы разносить телеграммы, и, наконец, светловолосый молодой человек, очень элегантный, в котелке.

Этот молодой человек, вот уже десять минут стоявший у бассейна с крокодилами, казалось, обращал на них мало внимания. Он все время осматривался вокруг, как будто ища кого-то.

В конце аллеи показался военный в мундире, это был деловито шагающий интендантский сержант. Заметив его, элегантный молодой человек встрепенулся, покинул свое место у ограды и спрятался за дерево, ворча вполголоса:

— Решительно всегда нужно быть начеку… Не хватало еще, чтобы меня увидел этот сержант, с которым я не раз встречался в коридорах министерства, и который, без сомнения, узнает меня.

Молодой человек расстегнул пальто, машинально взглянув на часы.

— Три двадцать пять, — сказал он, — надеюсь, он не опоздает!

В двухстах метрах оттуда, на площади Валюбер, перед главным входом в сад столпилось много людей; толпа ротозеев, расталкивая друг друга, окружила нищего старика с длинной седой бородой, который извлекал жалобные, ноющие звуки из старого аккордеона. Несколько хозяек-доброхоток и встрепанных девчонок, подпевая, старались помочь музыканту. Но бедняге никак не удавалось воспроизвести мелодию объявленной им песни, и голоса напрасно его исправляли. Через несколько минут аккордеонист отказался от своего предприятия, очевидно слишком трудного для него, и, взяв в руку свою старую мягкую шляпу, начал обходить «общество» по кругу, чтобы собрать подаяние.

Толпа, окружавшая его, немедленно рассеялась как по волшебству, и через несколько мгновений старик оказался один-одинешенек на маленькой площади, продолжая держать в руке шляпу, куда упали только две или три монеты.

Старик смиренно спрятал свой жалкий доход, потом механическим жестом забросил аккордеон за спину и, сгорбленный, побрел, пошатываясь, к решетке, окружавшей сад. Он направился прямо к скамейке позади музея. Несколько минут он был один, потом увидел приближавшегося к нему молодого человека, того самого, который десять минут назад наблюдал за крокодилами.