Анжелика кое-как уселась. На нее смотрели несколько пар глубоких женских глаз. Эти простые лица, обтянутые кожей, были такие же, как у солдат.

— В Париж.

— И мы в Париж! На войну.

Анжелика удивилась.

— А зачем?

Женщины рассмеялись, но как-то невесело.

— А где ж еще прокормиться, если не на войне? Впереди наши мужчины, позади — мы. Им — воевать, нам — подбирать то, что плохо лежит.

Анжелика ничего не понимала.

— А дома разве не лучше?

Женщины разом погрустнели.

— Дома — голод.

Потемнело, сверху по натянутой материи застучали крупные, тяжелые капли.

— На, поешь.

Анжелика удивилась и благодарно приняла кусок хлеба и луковицу. Она откусила, принялась жевать и вдруг увидела то, что интересовало ее куда больше, чем еда, — зеркало. Самое настоящее, круглое. Пожалуй, она не видела зеркала уже недели две.

— Держи, — кто-то протянул ей вожделенный предмет.

Анжелика стащила капюшон, заинтересованно глянула и замерла. На нее смотрели впавшие настороженные глаза над обтянутыми кожей обветренными скулами.

В считаные дни подтвердились худшие опасения Марии-Анны. Жирондистская пресса клеймила якобинцев последними словами, рефреном повторялось «беззаконие», «убийцы», но это ничего не меняло. Убийства все продолжались, волнами расходились от Парижа до самой последней деревни. По всей стране так же волнами шли и реквизиции. В церквях с икон обдирали золотые оклады, появился декрет о конфискации имущества Мальтийского ордена, семьи эмигрантов были обложены специальной данью на содержание солдат-добровольцев. Но никто не смел и пикнуть.

Даже лояльная элита чувствовала опасность. Филипп Орлеанский, первый претендент на престол, в духе времени принял фамилию Эгалите. Высокородный Колло д’Эрбуа предложил отменить королевский сан как таковой. Терезия Кабаррюс вместе с мужем просто исчезли из Парижа, возможно в последний момент.

Мария-Анна подошла к мужу и предложила последовать примеру Терезии.

— Это невозможно, — решительно ответил Антуан.

— Почему?

— Потому, что я не закончил работу.

Это была не совсем правда. Да, муж все время изобретал себе новые научные забавы, но Мария-Анна знала его даже лучше, чем он себя.

— Ты просто прячешься, боишься об этом думать.

Тогда муж вспыхнул.

— Не говори о том, чего не знаешь!

Мария-Анна уперла руки в боки. Она видела, как это делают базарные торговки, и знала, что такая метода помогает достучаться до внимания супруга.

— Не увиливай.

Антуан покраснел, вдруг обреченно махнул рукой и заявил:

— Следствие уже началось. Никто пока обвинение не предъявил, но тот из нас, кто сбежит, поставит под удар всех бывших генеральных откупщиков.

Мария-Анна похолодела.

Значит, началось.

— Кто-нибудь уже бежал?

Муж покраснел и ответил:

— Да, есть такие.

Тогда она взбеленилась.

— Так почему же мы еще здесь? Сколько можно думать об остальных? Когда ты вспомнишь о жене?

Антуан побагровел.

— Ты мне не жена. Все претензии — к Пьеру Самюэлю.

Мария-Анна вздохнула. Она уже видела, что погорячилась.

— Я — твоя семья. Мы с тобой прожили под одной крышей двадцать один год. Я помогала тебе все это время, каждый день. Так помоги мне и ты.

Антуан поджал губы.

— Хорошо. Чего ты хочешь?

Мария-Анна невесело усмехнулась. В общем-то, она знала, что ей из Парижа не вырваться. Дело не только в Антуане, но еще и в отце, переписавшем на нее все эти безумные деньги, которыми он боялся владеть открыто. Она не могла просто бросить его и исчезнуть.

— Я хочу, чтоб мой сын Элевтер уехал в Америку.

Антуан удивился.

— А что мешает? Дай ему денег, и пусть едет.

Мария-Анна вздохнула.

— У меня совсем мало наличных. Одни отцовские акции. Да и не спасут его эти деньги. Ненадежно все это. Сегодня деньги есть, а завтра их нет.

Антуан пожал плечами и спросил:

— От меня-то ты чего хочешь?

Мария-Анна глотнула и собралась с силами.

— Отдай ему твои рецепты пороха.

Муж побледнел.

— Нет.

— Подожди!.. — Мария-Анна упреждающе подняла руку. — Не торопись. Сам посуди, с чего он начнет новую жизнь? Деньги? Так они у молодых не держатся. От них только вред! Глянь на Адриана Матье. Он вообще трезвым последние полгода не был! Не хочу, чтоб и мой сын так!.. Пусть у него будет ремесло. Занятие на всю жизнь. Как у тебя.